— Я направил к тебе, Пал Палыч, нашего врача. Ах, уже видел и знаешь. Тем лучше. Займись ею… — Капитан с досадой бросил трубку: не могли мужчину найти? Возись теперь с ней. Еще романы начнет крутить. «В рейс именно с вами…»
Глава 3
Ну почему она наговорила столько резких слов, слов, которых говорить не следовало?! А ведь не раз убеждала себя — надо сдерживаться. И все впустую.
Хозяин удобного кабинета не привык, чтобы вещи называли своими именами. И она, Елена, знает, что есть множество обтекаемых, корректных фраз, выражающих по сути то же самое, но не режущих слух начальству.
Все бы обошлось, если бы вместо «Вы попираете закон…» она сказала: «Получилась небольшая неувязка…» Или так: «Решение, которое вы собираетесь принять, будет не совсем правильным…» Пожалуй, так выражаться удобней, но нужно ли? Противны все эти скользкие обороты. Теперь будет звонок в депутатскую группу. Звонок не о том, зачем приходила Ярошенко, а о ее вызывающем тоне, резкости. И главное потонет в этих разговорах.
Но как было сдержаться, если черное при тебе называют белым?! Уж этот деятель из жилотдела знает, как подтасовать факты, как доложить начальству, сопровождая каждую бумажку своими комментариями. Но и бумажкам грош цена. Если им верить, то Ясинева и ее мать какие-то авантюристки. В последний год войны старуха получила ордер на комнату для дочери, которая была еще на фронте. В этой комнате Ясинева живет и по сегодняшний день. А мать давным-давно перебралась к сыну. Обе женщины позабыли, что ордер был выписан на мать, а не на дочь.
Бумажки, бумажки, рожденные на свет предприимчивыми людьми. Вот и попробуй спокойно доказывать и объяснять то, что и так предельно ясно. Но ведь недаром говорят — никто не бывает так глух, как тот, кто не хочет слышать. Еще бы два часа толкли воду в ступе, если бы она не сказала, как все это называется.
Что ж, так и будет. Надо только дозвониться в депутатскую комнату и самой рассказать все как было, и о своей резкости тоже.
В трубке прозвучал спокойный грудной голос Лидии Павловны. Все депутатские дела из всех постоянных комиссий поступали к ней, поэтому она всех и все знала.
— Ты, Елена Ивановна, своего добивайся, не отступай, — неторопливо говорила она. — Нужно — значит, иди к ним на заседание. Ты на это имеешь право. Отстаивай свою точку зрения. Перед заседанием зайди сюда. Я тебе дам еще несколько фактов по тому же вопросу. Неблагополучно у них в жилотделе.
Елена Ивановна даже представила себе, как все это говорит маленькая, улыбчивая женщина с ямочками на щеках, с ухоженными ногтями и модной прической. Женственная, мягкая, всегда в хорошем расположении духа, она, тем не менее, строга и дотошна, когда дело касается депутатов.
— Очень неблагополучно. Так что не удивляйся ничему, — продолжала Лидия Павловна. — Будем вопрос о них готовить. Но ты этого не жди. Свое дело делай. Вы — депутаты, вы — Советская власть, вам и решать.
Последняя фраза, вероятно, и была ответом на вырвавшиеся у Елены Ивановны резкие слова в жилотделе. Нет, надо все же научиться, держать себя в руках. Тебя выбрали, тебе доверили, и характер свой, будь добра, укроти. А жулика надо припереть фактами, добиться, чтобы он был наказан.
— Справку когда принесешь? Скоро заседание комиссии, — напомнила Лидия Павловна. — Ходила уже, проверяла?
— Да, конечно. Сегодня вечером сяду и напишу.
— И выводы свои, предложения.
— Сделаю, Лидия Павловна. Всего доброго.
Задержалась со справкой. Коля пришел из рейса, и на работе хлопот много. Сегодня же надо написать, обстоятельно, продуманно. Вопрос бытового обслуживания населения будет слушаться на сессии. Никак нельзя ударить лицом в грязь. Особенно после того, как их планово-экономическая комиссия наладила учет и планирование ремонта всех домов города.
— Леля, одевайся скорей, я взял билеты в кино! — с порога крикнул Николай Степанович. — Говорят, отличная картина. Витя пойдет с нами. Ты не возражаешь? Тебе ведь он понравился.
— Даже очень.
Виктор был у них недавно. Голубоглазый, с нежной чистой кожей, мягким темным чубом, он сначала отмалчивался, стесняясь сидевших за столом гостей, чуть ли не вдвое старших по возрасту. Но потом освоился, даже спел несколько романсов под гитару. Ему, видимо, доставляло удовольствие сидеть в домашней обстановке.
Николай Степанович особенно благоволил к Виктору за его милый, тихий нрав, за остроумие, но главным образом за то, что Виктор завоевал первое место среди радиооператоров Черноморья. «Мои уши», — улыбаясь говорил он о радисте.