Выбрать главу

Звучал, как правило, турецкий язык, который был в этих местах общепринятым языком межнационального общения и позволял людям, говорившим на разных диалектах, понимать друг друга.

Такие состязания продолжались неделями и даже месяцами, завершаясь присуждением призов и вручением подарков благодарными зрителями, которые награждали коврами и домашним скотом наиболее отличившихся ашугов.

Я присутствовал на трех таких состязаниях, первое из которых проходило в Турции в городе Ван, второе в азербайджанском городе Карабах и третье - в маленьком городке Субатан под Карсом.

В Александрополе и Карсе, где наша семья жила во времена моего детства, отца часто приглашали на собрания, на которые люди, ценившие его дар, приходили, чтобы послушать песни и сказания в его исполнении.

Там он читал поэму или рассказывал старинную легенду, которую хотели услышать присутствующие.

Часто одного вечера не хватало на то, чтобы завершить повествование, и участники встречи собирались и на следующий день.

По вечерам перед воскресными и праздничными днями, когда нам не нужно было рано вставать, отец рассказывал детям всякие интересные истории про античных героев, читал стихи и неизменно заканчивал одной из сказок "Тысяча и одна ночь", которых он знал так много, что их действительно хватило на тысячу и одну ночь.

Среди самых сильных впечатлений от этих вечерних чтений, оставивших глубокий след в моей жизни, было одно, которое стало духовным откровением, давшим мне возможность постичь непостижимое.

Это впечатление, запавшее мне в душу и выкристаллизовавшееся с течением времени, произвела на меня дискуссия моего отца со своим другом по поводу одной античной легенды.

Это случилось в то время, когда мой отец под давлением жизненных обстоятельств вынужден был стать профессиональным плотником.

Приятель отца часто заходил к нему в мастерскую и просиживал там ночи напролет, обсуждая с отцом значение античных легенд и преданий.

Другом отца был не кто иной, как настоятель Борш, человек, который должен был вскоре стать моим наставником, сформировать мое мировоззрение, сделать из меня то, чем я сейчас являюсь.

Вечером, когда эта дискуссия состоялась, я был в мастерской отца, как и мой дядя, который приехал навестить нас из пригорода, где располагался его загородный дом, окруженный садами и виноградниками.

Мы с дядей сидели в углу на куче стружек и, замерев, слушали пение отца, которое повествовало о вавилонском герое Гильгамеше, и его разъяснения этого произведения.

Спор возник, когда отец закончил 21-й стих этого эпоса, в котором Ут-Напишти рассказывает Гильгамешу историю гибели во время потопа страны Шуруппак.

После этой песни отец остановился, чтобы набить трубку, и сказал, что, по его мнению, легенда о Гильгамеше пришла к нам от шумеров, народа более древнего, чем вавилоняне, и, несомненно, эта легенда в качестве подлинного свидетельства потопа отразилась в иудейской Библии и послужила фундаментом развития христианского мировоззрения с привнесением изменений лишь в отдельные детали.

Отец-настоятель Борш начал возражать, приводя в опровержение этой точки зрения различные аргументы, и вскоре спор стал таким горячим, что они даже забыли отослать меня спать, как это делалось раньше в подобных случаях.

Я с моим дядей были так увлечены этой полемикой, что пролежали, не шелохнувшись, на куче опилок до утра, когда она наконец завершилась и спорщики разошлись.

Эта 21-я песня была повторена в течение ночи столько раз, что запечатлелась в моей памяти на всю жизнь.

То, что закладывалось во мне благодаря сильным впечатлениям, полученным в детстве под влиянием отца, хотя и не было сразу осознано мной, но сказывалось в течение всей моей дальнейшей жизни.

Однажды произошло событие, перевернувшее все в моей душе. Читая журнал, я случайно наткнулся на статью, в которой говорилось о том, что среди руин Вавилона обнаружено несколько табличек с надписями, которым не менее четырех тысяч лет, там же приводился текст надписей с расшифрованным переводом - это был эпос о герое Гильгамеше.

Когда я понял, что это была та самая легенда, которую я в детстве так часто слышал от отца, и особенно когда я прочел 21-й стих этого эпоса, составленный почти в тех же выражениях, которые были уже мне знакомы, я ощутил такое волнение, как будто это событие определяет всю мою будущую жизнь.

Я был потрясен тем, что эта легенда передавалась ашугами из поколения в поколение в течение тысяч лет почти без изменения содержания.

Этот случай раскрыл мне глаза: я понял, какое благотворное влияние оказало на меня общение с моим отцом, и я пожалел, что так поздно осознал великое значение памятников античной литературы.

И была другая легенда, слышанная мной от отца, в ней тоже говорилось о великом потопе в стихотворной форме. Много-много веков тому назад, за целых семьдесят поколений перед последним потопом (здесь нужно иметь в виду, что одним поколением считается период в сто лет), когда на месте суши была вода, существовала великая цивилизация, центром которой был остров Ханаан, он же являлся и центром земли.

Как я узнал из других исторических источников, остров Ханаан располагался там, где находится современная Греция.

Единственными людьми, пережившими первый потоп, были члены существовавшего в те времена братства Имастумов. Имастумами в древней Армении называли выдающихся людей, членов касты, распространенной по всей земле.

Это братство состояло из очень образованных людей, изучавших, кроме всего прочего, астрологию. Как раз перед потопом члены братства расселились во всех уголках земли, чтобы иметь возможность наблюдать за этим феноменом из разных мест. Несмотря на большое расстояние между ними, эти люди поддерживали постоянную связь друг с другом и отправляли всю важную информацию в центр посредством телепатии.

Для этого они использовали специальных медиумов, которые были как бы принимающими аппаратами. Находясь в трансе, эти люди бессознательно принимали и регистрировали информацию, передаваемую им из разных мест земли.

Это, так сказать, точное описание средств связи, существующих в наши дни.

Воспользуюсь представившейся мне возможностью, рассказывая о моем отце, упомянуть о его друге и моем первом наставнике - настоятеле Борше. Я считаю совершенно необходимым описать обычай, установившийся между этими людьми, которые взяли на себя обязательство воспитывать меня, тогда еще совсем ребенка, готовя к сознательной жизни.

Этот обычай, как я понял значительно позже, сыграл огромную роль в моей жизни, в формировании моего образа мышления, моей души.

Они сами называли это кастусилией (kastousilia), словом, пришедшим к нам, видимо, из древней Ассирии, которое мой отец взял из какой-нибудь легенды.

Обыкновенно это происходило так: один из них неожиданно задавал другому вопрос, и тот должен был ответить, сохраняя полное хладнокровие, убедительно и логично.

Например, однажды вечером мой будущий учитель, неожиданно войдя в мастерскую, с порога спросил отца: "А где сейчас находится Всевышний?"

И мой отец ответил невозмутимо: "Он сейчас как раз в Сарыкамыше".

Сарыкамыш - это лесистая местность в районе границы между Россией и Турцией, где растут необычайно высокие сосны, славящиеся по всему Кавказу и Средней Азии.

Получив такой ответ, настоятель осведомился: "А что он там делает?" На это отец ответил, что Всевышний мастерит длинные приставные лестницы и закрепляет счастье на вершинах сосен, так что отдельные люди и целые народы могут подниматься и спускаться по ним.

Эти вопросы и ответы звучали всегда в очень серьезном тоне, даже если один интересовался ценой картофеля, а другой сообщал, что благодаря хорошему урожаю картофель в этом году чрезвычайно дешев.

Только гораздо позже я понял, сколько смысла заключено в этих вопросах и ответах.

Став свидетелем подобных дискуссий, посторонний человек мог подумать, что перед ним два выживших из ума старика, которые находятся вне стен сумасшедшего дома только в результате недоразумения.