А л е к с е й. Я не встречал ни одного конструктора, который в такую минуту не ругал бы табак!
В и т а л и й (задумчиво). Это ведь мой первенец!
А л е к с е й. Могу поклясться: вокруг десятого будешь колотиться еще больше! Верь мне, Виталий: твоя машина может показать такую скорость, что и чертям тошно будет!
В и т а л и й. Ты там не очень казакуй! Придерживайся того, что предусмотрено.
А л е к с е й. Не доверяешь?
В и т а л и й. А кто ж добивался, чтоб отложили твой отпуск?!
А л е к с е й (сорвав цветок). Эх, прокручу твою машину, а затем махну к себе на Волгу! Давно стариков не видел. Да и спиннинг без дела валяется.
В и т а л и й. Поедешь с Оксаной?
А л е к с е й (с наигранным удивлением). Что-о?
В и т а л и й. У вас разве… не решено?
А л е к с е й. Разберемся!
Возвращается З а х а р.
В и т а л и й (Захару). Позвонил?
З а х а р. Сейчас он будет здесь. Кстати, в проходной лежало это письмо. (Передает.)
В и т а л и й. Мне? Интересно.
А л е к с е й. Мы ни о чем не расспрашиваем, но… догадываемся.
В и т а л и й (читает). «Моя фамилия все равно вам ничего не скажет. Но я могу сообщить о вашем отце все, что вас интересует. В Киеве я проездом. Рад буду повидать вас семнадцатого мая в восемь вечера у Зеленого театра. У меня в руке будет желтый портфель…»
А л е к с е й. Кто это пишет?
В и т а л и й, Не знаю, Много лет я обращался во все инстанции, хотел узнать о судьбе отца. Отовсюду одно: «Пропал без вести!» И вдруг — это!
А л е к с е й. Семнадцатого? Это ж сегодня!
З а х а р. Я очень рад за тебя, Виталий!
Входит Б е р е ж н о й. Несмотря на ослепительную седину, он выглядит очень моложаво. Во всех манерах этого пожилого человека ощущается неподдельная простота, отсутствие «начальственного» апломба.
Б е р е ж н о й. Извините, хлопчики, я вас немного задержал. Звонил министр. В Москве правительственная комиссия будет принимать самолет двадцать пятого. (Виталию.) И еще новость: наконец Лондон открыл тебе визу. И, конечно, всем членам делегации. В июне будете гулять по аллеям Гайд-парка. Готовьтесь!
В и т а л и й. Это нам недолго!
А л е к с е й. А министр не спрашивал, кто испытывает самолет Виталия Ковальчука?
Б е р е ж н о й. Я ему сам доложил.
А л е к с е й. А он?
Б е р е ж н о й. Говорит: «Алексей Черкалов — пилот высшего класса, но… немного лихач»!
А л е к с е й. Боюсь, это говорил не он, а отец Оксаны…
Б е р е ж н о й. Какая разница! Все проверили?
З а х а р. Можете не волноваться!
Б е р е ж н о й. Что ж, тогда… у кого есть сигарета?
А л е к с е й (передавая пачку сигарет). Между прочим, вчера один руководящий товарищ бросил курить!
Б е р е ж н о й (на секунду смутившись). Это… было вчера! Давай по единой!
З а х а р. Весьма прогрессивное предложение! (Берет сигарету.)
А л е к с е й (Бережному). Против вашей точки зрения Захар никогда не возражает!
В и т а л и й. Мудрый человек: спорить с начальством невыгодно и даже опасно!
Б е р е ж н о й (затягивается дымом, кашляет). Ну и табак! Солома!
А л е к с е й (Виталию). Видишь, и твое мнение совпадает с мнением начальства!
Б е р е ж н о й. На войне мы и не такое курили! Помню, однажды поймали фрица. Бродил переодетый неподалеку от аэродрома. Полные карманы сигнальных ракет. Допрашиваем его, молчит, сукин сын. Мы уж и так и этак. Ни слова! Тогда начальник штаба говорит: «Перекур!» Самосад у нас был такой, что, как закурили всем дружным коллективом, фриц аж позеленел.
А л е к с е й. Некурящий попался?
Б е р е ж н о й. В том-то и дело, что курящий, да вот нашей махры не выдержал. Умолять стал: «Я вам все расскажу, только перестаньте дымить!»
А л е к с е й (смеясь, Виталию). А ты говоришь, солома!
Б е р е ж н о й (взглянув на часы, гасит сигарету). Ну, присядем на дорогу.
Все шутя становятся на корточки.
Все! (Поднимается.)
А л е к с е й (поднявшись, передает Бережному цветы). Степан Иванович, Оксане от меня.
Б е р е ж н о й. Как всегда? Передам. Ну, а теперь что-нибудь — для настроения.
А л е к с е й. Что именно?
Б е р е ж н о й. Ту, что готовили к фестивалю!
А л е к с е й. А не лучше ли — после полета?