– Ты уже почти дочитал эту историю, – заметила Этер, указав на книгу, лежащую у Дэниела на коленях. – Я тебе ещё принесу.
– Стив бу… будет н-недоволен, – нахмурился Дэн.
– Да разве он заметит?! – воскликнула Эстер и звонко расхохоталась. – кроме нас с тобой их никто не читает.
По стволу старой яблони тёмно-рыжей молнией юрко скользнула белка. Замерла, глядя на детей… Махнув пушистым хвостом, грациозно перепрыгнула на ветвь соседнего дерева…
– Прапрадедушка, собравший эту библиотеку, наверняка расстроился бы, если бы узнал, что его книги пылятся на полках, а потомки считают их пережитком прошлого.
– Т-ты бы его п-порадовала, – отвечал Дэниел.
Начинало вечереть. С торфяных болот, что находились неподалёку, потянуло сыростью. Однако они не торопились возвращаться в дом, стоя у крыльца и любуясь закатом.
– Погода такая тёплая, – вздохнула Эстер, глядя на плывущие по небу облака, окрашенные в нежные розовые тона. – Так жаль, что скоро дожди начнутся…
Да, жаль. Для Дэниела ненастная погода означала заточение в пустом мрачном доме…
***
Дэниел всегда пробуждался очень рано. Не спеша покидать постель, он лежал и слушал, как пробуждается дом: потрескивая половицами и поскрипывая дверными петлями, насвистывая тихую и заунывную песенку, услышанную от ветра, ночью гулявшего по крыше и заглянувшего в дымоход…
Постепенно просыпались Долтоны: шаркали ногами по коридору, торопливо плескались в ванной. Мистер Долтон недовольно ворчал, что яичница с беконом, приготовленная для него супругой, успела остыть, потом отправлялся на завод. Вскоре за ним следом уносилась на работу миссис Долтон. Потом приходил черёд сводных братьев и сестёр отправляться в школу. Никто из них, кроме Эстер, не заглядывал к Дэниелу, чтобы пожелать доброго утра и попрощаться. Впрочем, его это нисколько не огорчало.
Дэниел умел себя обслуживать. Мог сам разогреть еду, оставленную для него на кухне миссис Долтон. Правда, приёмные родители на него особенно не затрачивались; возможно, они бы и вовсе не обеспокоились его кормлением, если бы им время от времени не нужно было предъявлять инспекторам по попечительству сытого ребёнка.
Почти всё время с раннего утра и до позднего вечера Дэниел был предоставлен самому себе. Исключением были те пара часов, когда к нему приходили школьные учителя: по математике и языку. Почему они так напоминали Дэниелу говорящих теней? Наверное потому, что они держались с ним формально?..
Дэниел любил эти часы одиночества. Не опасаясь попасться на глаза кому-нибудь из своих родственников, он совершал прогулки по пустынному дому… и вдруг оказывался в старинном замке, в котором за каждой дверью скрывалась какая-нибудь тайна. Или может тот мир существовал лишь в его воображении? Нет! Сам дом впускал Дэниела за грань, разделяющую реальное и воображаемое!
Дом бы живым — Дэниел был в этом уверен. И порой ему казалось: он слышит его тихий низкий голос…
… Дэниел сидел у приоткрытой входной двери и, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, пахнущий влажной землёй и прелой листвой, глядел, как холодный ветер гоняет по двору пёстрые красно-жёлтые листья. Он отстранённо глядел на чёрные стволы деревьев, почти полностью сбросивших листву, на небо, затянутое низкими хмурыми тучами…
Несколько грачей, сидевших на ветвях старого каштана, потревоженные чем-то, с громким карканьем взвились ввысь — словно чёрными росчерками по серой бумаге…
«Ах если бы я мог, как они! Быть вольным отправиться, куда повлечёт меня мечта…»
По дороге, видневшейся за забором, шурша шинами по асфальту, промчались автомобили…
«Роберт, добрый мой товарищ… Как ты там? Улыбнулась ли тебе удача? Хотелось бы, чтобы те люди, что приняли тебя в семью, полюбили тебя. Тогда, может быть, ты смог бы запереть воспоминание о перенесенных тобой невзгодах за секретной дверью прошлого…»
Дэниел попытался представить место, где теперь живёт Роберт, дом, людей…
«Наверное, он в другом городе, более суматошном. В большой квартире на восьмом этаже. В доме есть лифт: большой, грузовой. Он ходит в ту же школу, что и его кузен… А по выходным тётя возит их в парк…»
Дэниел прикрыл глаза, однако пред мысленным взором его предстала другая картина: старый двухэтажный сельский коттедж глядит тёмными окнами на унылый пустынный двор… Вдоль высокого забора кусты терновника… Из прорехи — там, где выломана пара досок — виднеется просёлочная дорога и дерево, росшее у обочины… И парнишка, торопливо шагающий прочь…
Лишь несколько мгновений — и видение исчезло, будто утонуло в густом болотном тумане, канув в глубины подсознания…