… Зачастил мелкий дождь. Ледяная влага впитывалась в ветхую одежду, капли стекали с волос за шиворот.
Смерть. Как же близко она была! Настолько, что он чувствовал её тлетворное дыхание затылком. Было страшно: ведь он так хотел жить!
Ему сделалось хуже. Чувствуя что силы вот-вот покинут его, а с ними угаснет и искра жизни, едва тлеющая в груди, он, пошатываясь, приблизился к какому-то дому и постучал в дверь слабеющей рукой.
– Здесь ничего нет для тебя, – отрезал парень, показавшись из-за приоткрывшейся створки, смерив Дэниела презрительным, неприветливым взглядом. – Убирайся!
Дверь захлопнулась. А ведь он даже ничего не успел сказать! Растерянный, подавленный, Дэниел стоял на крыльце, опираясь ладонью о выступ стены.
«Чужой… – подумал он с горечью, обращая взор в пасмурный вечер. – Напрасно очутившийся в этом мире. Прочь… куда-нибудь! Всё равно…»
Словно невидимые стылые костлявые руки проникли внутрь и сжали сердце, словно тиски. Невероятная тяжесть навалилась на него; виски сдавило, в глазах потемнело, колени подкосились… И он кубарем покатился с высоких ступеней.
Дождь усилился, превратившись в ливень: словно небо оплакивало того, кому выпало влачить ношу, ставшую непосильной. Но ему, отверженному, было всё равно…
… Долго ли длилось беспамятство? Кто вновь позвал его к жизни? Или ему только почудились слова, произнесенные тихим, нежным голосом: «Твой час ухода ещё не настал.»?
Он вновь поднялся и побрёл вперёд, словно одержимый. Он знал только: он должен найти…
… Сигнал машины, неожиданно вырулившей из-за угла, показался Дэниелу оглушительным, свет фар почти ослепил. Остолбенев, точно парализованный, он таращился округлившимися от ужаса глазами на автомобмль, несущийся прямо на него.
Отчаянно завизжали тормоза. На какие-то мгновения прийдя в себя, Дэниел отшатнулся. Было слишком поздно.
***
… Свет первых робких солнечных лучей — вестник рождения и торжества жизни — проник сквозь тонкую кожу опущенных подрагивающих век, разрушая оковы сна. Существо, что так долго блуждало в потустороннем мире среди неясных образов, возникших из кромешной мглы хаоса, оставаясь безвольной тенью, очнулось в мире реальном.
Пришло ощущение тяжести физического тела, а вместе с ним — пульсирующие болью виски и ноющие рёбра: смутно напоминающая о чём-то, происшедшем с ним. Рука дёрнулась к голове, пальцы нащупали повязку.
Медленно, словно поднимаясь со дна вязкой топи, воспоминания одно за другим возникали перед мысленным взором: живые картины, написанные искусной рукой мастера на листах тончайшей бумаги. Больничная палата, чистые простыни, белые занавеси на окнах, тихое жужжание приборов, инвалидная коляска ждёт в углу… Весенний сад: пахнет талой водой, влажной древесной корой и набухшими почками, и так звонко поют птицы! Ах, как же хочется вскочить, побежать… но ноги немощны!..
… Комната в старом здании интерната для сирот-инвалидов; он глядит в окно на тропинку, ведущую к воротам. Сегодня его друг обрёл семью…
… Чужой дом, в который его привезли — он должен был стать и его домом, но превратился в его тюрьму. Хмурые, недружелюбные лица членов чужой семьи. И он чужой — для всех, кроме Эстер…
… А дальше?.. Только стена ревущего пламени, за ней — чернота, покрывшая отрезок его жизни…
Стиснув край одеяла, он застонал — но не от физической боли. Чувство потери чего-то важного, самого дорогого нестерпимо щемило душу.
Дверь, тихо скрипнув приоткрылась, в комнату бесшумно, словно призрак, скользнула женщина. Подойдя к кровати, она склонилась над больным.
У неё были тёмные волосы, расчёсанные на прямой пробор и заплетенные в тугую косу, и добрые серые глаза.
– Нужно было заглянуть к тебе раньше, – сказала женщина, отводя с его лба длинную прядь, в её негромком бархатистом голосе слышался лёгкий акцент. – Отчего ты плакал, Дэниел?
– Дэниел? – удивлённо переспросил он. – Отк-куда вы знаете?..
Женщина высоко вскинула изогнутые дугой тонкие чёрные брови.
– Ты бредил, – ответила она. – Твоё имя было единственным чётко выговоренным словом, – она улыбнулась уголками полных губ. – А меня зовут Марта.
Она отошла к столу, стоящему у окна и, отвернув ткань, покрывавшую его, принялась чем-то орудовать, тихонько мурлыча себе под нос.
Приподнявшись на локтях, Дэниел огляделся. Небольшая чистая комнатка, на окнах занавеси из плотного тюля, создающие приятный полумрак. Было немного прохладно, специфически пахло лекарствами и чем-то сладким, рождающим невольные ассоциации с цветными витражными окнами в маленькой деревенской церкви…