— Сыночек, что это ты? — перебивая сына, заговорила Шарухи. — Я же тебе плохого не делала… Не обижай меня. Ведь страшное ты позади оставил. Счастье придет к тебе. Лишь бы сам был живой и здоровый… — Шарухи всхлипнула.
— Ладно, мама, сядьте, — сказал Балбар, обезоруженный ее слезами. — Простите меня.
— Ох и пьяна же я, голова кружится, как бы похмеляться не пришлось. — Смахивая слезы с морщинистых щек, она старалась развеселить Балбара, отвлечь его от горьких мыслей: — Тут, сынок, Бутид-Ханда тебя ждет…
Балбар молчал, уставив свой взгляд на тарелки с едой. Внутри у него стало пусто. Надежда, с которой он жил, погасла, словно последняя головешка в пепле костра. Балбару казалось, что Дарима всегда будет любить только его… Что же делать?.. Говорят, любовь приходит только один раз. Значит, не найдется в целом свете для Балбара другой женщины. Бутид-Ханда?.. Если бы сердцу можно было приказывать. Все это пустые думы. Эх, Дарима… Балбар затряс головой, как баран, потерявший дорогу.
— Что-нибудь есть еще? Достаньте, мама. Хочется выпить.
— Хватит, сынок. Так можно совсем опьянеть… — Шарухи с беспокойством следила за сыном.
— Кто в магазине продавцом сейчас? Все еще жена Бальжинимы? — настойчиво спросил Балбар.
— Ну и что? Не побежишь же к ней? Ночь ведь, — сказала Шарухи, поднимаясь. — Сейчас посмотрю, может осталось там…
Она пошарила в сундуке и вынула оттуда четвертинку водки:
— Вот, больше нету. Выпей, если тебе невмоготу, и ложись спать, сынок.
Шарухи вздохнула, увидев, как обрадовался Балбар.
Ровно в двенадцать часов лампочка, висевшая над столом, трижды мигнула и погасла. Шарухи в темноте стала стелить. Балбар все еще сидел за столом, только придвинулся ближе к окну. На улице было тихо, даже собаки молчали.
— Что это там? — всматриваясь в темноту, удивился Балбар. — В глазах моих огонь или это лес пылает?
Шарухи метнулась к окну и через плечо Балбара увидела, как огненные языки пламени лижут черный край неба.
— Боги святые! Пожар надвигается!.. Сгорят наши бревна. Избу-то новую из чего будем строить?..
Балбар не проронил ни слова. Ему казалось, что все самое дорогое у него уже сгорело…
3
Тревожная весть о пожаре подняла на ноги всех улусников. Парторг Евсей Данилович Климов, держа в поводу лошадь, отдавал Володе Дамбаеву последние указания. Говорил, перемежая русскую речь с бурятской:
— Обойди, тала[4], каждый дом. Пусть все соберутся. Банзар Бимбаевич уже в гурты ускакал. А я пойду на фермы.
— Хорошо. Поезжайте. Людей соберем… — сказал Володя.
В дом председателя колхоза Володя зашел не постучавшись.
Дарима вышла ему навстречу с полотенцем в руках: мыла посуду. На столе лежала раскрытая книга. Дарима, видно, прибирала и читала одновременно. На ней был светлый халат с волнистым зеленым узором.
Володя поздоровался и шагнул к открытой печи, чтобы достать огня. Присев на корточки, прикурил от горящего уголька.
— Что-то давно не видно тебя, Дарима, на комсомольских собраниях, — сказал он, поднимаясь и шумно выдыхая дым. — Почему не ходишь?
— Так ведь домашним хозяйкам не обязательно ходить, я думаю. Некогда мне… — Она улыбнулась, на щеках у нее запрыгали круглые веселые ямочки, а глаза блеснули лукавством: — Пусть уж Бутид-Ханда активничает, ей все равно деваться некуда.
Володя курил, прислонившись к дверному косяку, и, нахмурившись, смотрел на Дариму: как все же она переменилась…
— А почему ты членские взносы не платишь по три месяца? Двадцать копеек не можешь найти, что ли?
— Откуда у меня будут деньги, если я не работаю, — отшутилась Дарима.
— Бедненькая… — проговорил Володя язвительно. — Когда ты была чабанкой, то и без шелкового халата оставалась человеком.
— Ты не очень-то зарывайся, комсорг… С утра, что ли, решил обижать людей? Этому тебя в городе научили?
Володя не стал больше с ней пререкаться, а сказал, что комсомольцы сегодня пойдут тушить пожар и она, Дарима, тоже должна идти вместе со всеми. Услышав это, Дарима отвернулась и захлопнула книгу.
— Домашняя хозяйка — это твое призвание, да? — насмешливо спросил Володя.
Она не ответила.
— Ну, так ты пойдешь с нами? Если нет, можем обойтись и без супруги председателя. — Последние слова Володя произнес с нажимом.