«Я все ровно никуда не поеду», — подумала я, поворачивая к бабушкиному дому.
Всю ночь мне снились эти проклятые черные глаза. Я встала, и тут же опустилась обратно на кровать: будто бы и не было 7 часов сна.
Казалось, что все это время я пролежала с открытыми глазами, и глянцевый натяжной потолок «показывал» мне бесконечный ролик, в котором уже до боли знакомый (исключительно по снам) мужчина пристально разглядывает меня.
— Ты неважно выглядишь, — мама окинула меня взглядом.
— Я очень плохо сплю, — я прислонилась лбом к холодной поверхности кухонного шкафа. — Может, Феназепама>> у бабушки выпросить?
— Рано тебе еще Феназепам Просто нужно почаще бывать на свежем воздухе.
Мама оставила меня в одиночестве, уехав на встречу. Я пошаталась по квартире, и по итогу заперлась в мастерской. Мужчина с картины смотрел на меня зияющей пустотой в районе глаз. Я решительно взялась за кисть, и за час закончила портрет: теперь иссиня-черные глаза карточного короля, которые я по памяти нарисовала, гипнотизировали меня. Села на пол напротив мольберта, положив подбородок на согнутые колени.
— А ты красивый… — мужчина молчал, иронично приподняв уголок рта.
В Академии по — прежнему царила тишина. Экзамены начинались через неделю. Мы договорились с Катериной встретиться на ступенях, но из-за невыносимой жары я решила спрятаться внутри здания. У деканата, на доске объявлений, был вывешен лист с именами предварительно записавшихся на пленэр. Список был мрачно озаглавлен уже набившим мне оскомину топонимом «Черная речка». Я пробежалась взглядом по фамилиям: кое-кто из преподавателей, часть моих одногруппников, конечно же, Катерина, почти весь состав параллельной группы, весь первый курс… Хм, что-то многовато народу. Всех явно не возьмут.
— Заинтересовалась-таки? — над ухом раздался бас Бориса Таисовича.
— Поедут не все, да? — как можно более равнодушно спросила я.
— Конечно, не все, — подтвердил мои догадки ректор. — Будет отбор.
— По работам? — с надеждой спросила я.
— Да. Но не по тем, что выставляли на просмотре. Нужно что-то новое или что-то из закромов.
— Пейзаж? — уже практически с улыбкой спросила я.
— Пейзаж, — не понял моего восторга Борис Таисович.
— Понятно, — промурлыкала я, и с победным видом ретировалась.
Катя ждала на улице, и была рада моему цветущему виду.
— Ты знала, что будет конкурс на места в эту «чудесную» поездку?
— Ну, да. Только в первый день записались почти 50 человек, — Катя смешно округлила глаза.
— Отлично. Я тоже запишусь.
— Ринка, вот это ты молодец! — подруга сжала мою руку. — Надо переступить через себя!
— Ты права, — с приторной улыбкой ответила я.
«Я все ровно не пройду отбор. Но зато Кириллу Робертовичу не к чему будет придраться. Я принесу самый отстойный в мире пейзаж, и на законных основаниях избегу двухнедельного тура в ад».
Дома я самозабвенно махала кистями и мастихином, злобно хихикая.
Через пять часов «кропотливой» работы свету было явлено ОНО: густое масляное месиво, в очертаниях которого лишь пытливый зритель сможет разобрать очертания реки. «Шедевр» был назван в честь участи, которой я рассчитывала избежать, — «Черная речка».
ГЛАВА 3
Сны не покидали меня, и с каждым днем становились всё более реалистичными и живыми: я просыпалась посреди ночи с уверенностью, что рядом с кроватью стоит герой моих снов. В какой — то момент я даже начала путать реальность со сновидениями. Однажды на длинном экзамене, в душной аудитории, я задремала, дожидаясь своей очереди выступать, и проснулась только когда Катерина потрясла меня за плечи — оказалось, во сне я разговаривала. После экзамена подруга сказала, что я несколько раз, достаточно четко произнесла: «Встретимся на Черной речке». Это вызвало улыбку у преподавателя и разные эмоции у студентов: от хмурых взглядов до смеха. Однако содержание сна я не запомнила, но, по всей видимости, у нас состоялся диалог с мужчиной из сновидения.
В день конкурса я, впервые за долгое время, не волновалась — сегодня мне нужно было именно то, чего я обычно боялась. Критики.
Комиссия расхаживала по залу, рассматривая работы желающих поехать на пленэр. Одним из условий было отсутствие подписи автора работы — это добавляло отбору объективности и, на мое счастье, лишало Кирилла Робертовича возможности из вредности выбрать мой рисунок.