— Иванцов на связи… А-а, Николай Павлович… Погоди, видяк отверну.
— Я не любопытен, — сказал Рыбников. — А на тебя могу насмотреться в Сандунах. Надевай штаны, поезжай в «Кис-кис». Займи кабинетик и дожидайся.
— О, грехи наши, — вздохнул невидимый Иванцов. — Только что отвел номер, спать хочу…
Но Рыбников уже вызывал другого абонента. На экранчике возник плотный, с короткой стрижкой, человек в легком мешковатом костюме, под которым так удобно носить хоть противотанковое ружье. За хорошим столом он пил чай из большой фарфоровой кружки и закусывал баранками. Заметив на экране вызова Рыбникова, плотный человек поспешно встал и вытер рот.
— Жарко? — сочувственно спросил Рыбников.
— Ага, — ответил плотный человек, потея и осторожно промокая низкий звероватый лоб большим платком.
— Варенья из лотоса у тебя нет?
— Не-а.
— Тогда поезжай в «Кис-кис». Походи за Иванцовым. Чтобы все было чисто…
— Лады.
После этих содержательных переговоров Рыбников позвонил еще скучному и невыразительному человеку — в захламленный, заставленный книгами и папками кабинет.
— Паня! Есть жареное дело. Жди у входа в «Кис-кис».
Наконец Рыбников связался с секретаршей главного редактора:
— Если Виталий Витальевич спросит… Скажи, зубы заболели. Поехал, мол, к врачу. Как освободится Шестов, пусть позвонит мне в машину. Я, вероятно, буду ехать в клинику или, что так же вероятно, возвращаться из оной.
— Откуда? — переспросила Машенька.
— Из оной, — упрямо повторил первый заместитель. — Шестов знает. Между прочим, где тебя носило?
— Закуску шарашила, — ответила Машенька.
Бросив кнопку вызова, Рыбников пробормотал:
— Тьфу, бестолочь… И если бы одна! Потому вас, дураков, англичане покупают. А не наоборот!
Он открыл современный стенной сейф с лазерным замком, прицепил к подмышке полукобуру с макаром, прихватил контейнер с кассетами и ринулся к двери. В коридоре торчал парламентский корреспондент Гужуев — в черном смокинге и бабочке, несмотря на жару.
— Некогда, некогда, — обошел его Рыбников.
— Так визит же начался, — недовольно сказал Гужуев.
— Он станет акцией большого звучания.
— Верю, верю! — усмехнулся Рыбников. — Очень большого звучания.
— Дайте две колонки! — потребовал Гужуев. — Выпускающий, извольте видеть, орет, что оставил мне только одну колонку. Но ведь и фото надо дать? Надо? Ага! Председатель Европарламента с нашим президентом, под сенью, так сказать, знамен.
— Хорошо, — бросил Рыбников. — Скажи, что я разрешил занять две колонки.
— И фото! Возьму с собой нашего фотокора, у него есть аккредитация. Вы же знаете… эти ловкачи из РОСТа вечно тянут, а потом дают плохие картинки. Так? Ага! Конкурс красоты снимем из номера к черту, осмелюсь предложить — и так жарко.
Сам ты иди к черту, подумал Рыбников, закипая. Гужуев был неплохим человеком, когда в своем дурацком смокинге молчал или делал дамам комплименты… Пройдя длинный редакционный коридор со множеством глухих дверей, с унылой дорожкой-пылесборником, Рыбников несколько секунд медлил у лифта. Чудовищная новость, объявленная главным редактором, означала конец мирной жизни. Начиналась мобилизация. Еще не поздно было отвалить в сторонку, тем более хороший знакомый, издатель, совсем недавно предлагал Рыбникову возглавить новый журнал. Но при одной мысли, что газета, которой отдано почти десять лет относительно молодой жизни и пуд нервов, при этой мысли…
— Каждый Шекспир… — пробормотал Рыбников, вызывая лифт.
«Вестник» издавался на солидной базе концерна «Литературная газета», потому что субсидировался писательским профсоюзом с участием кадетов и демохристиан. Объемчик у него был средний — двадцать четыре полосы. И бумага не лучшая, и цветных иллюстраций немного — концерном руководили скряги. И скабрезными картинками, и порнушкой «Вестник» читателя не заманивал. Однако положение еженедельника на газетном рынке было прочным, а читатель — постоянным.
В отличие от многих изданий, «Вестник» не бравировал критикой правительственных программ, хотя со многими и не соглашался. Не тряс грязное белье политиканов, к чему, видит Бог, редакцию не однажды подталкивали учредители, преследуя собственные сиюминутные выгоды. Если уж работодатели сильно поджимали и настаивали, мудрый Виталий Витальевич принимался лицедействовать: разрывались телефоны, мчались курьеры, дотошно, до запятой, согласовывались не только идеи статей, но и синтаксис. В таком бешеном темпе готовился ударный, разоблачительный и зубодробительный материал, что не успевал выходить. Зато бывший недруг учредителей успевал стать их союзником. И Виталий Витальевич по команде свыше давал отбой для своих цепных псов демократии.