В первой четверти III века был издан, по–видимому папой Каллистом, эдикт, в котором он, по словам Тертуллиана, объявил, что отпускает грехи прелюбодеяния: «Ego et moechiae et fornicationis delicta paenitentia functis dimitto». [249] [250] Распоряжение Каллиста вызвало жестокий протест со стороны Тертуллиана и Ипполита Римского. Надо заметить, что Тертуллиан, восставая против эдикта Каллиста, не отрицал за Церковью власть отпускать грехи «per spiritualem hominen». [251] В его глазах кафолическая Церковь перестала быть Церковью Духа. Он, как Ипполит, восставал не столько против самого факта отпущения грехов, сколько против способа. Отбрасывая все преувеличения Тертуллиана, вызванные его увлечением монтанизмом, мы должны признать, что конфликт его с Каллистом был в значительной степени конфликтом права и благодати. Трудно ответить, стоял ли Каллист на правовой точке зрения. Тертуллиан, вероятно, в своих обвинениях против Каллиста был неправ. Может быть, он больше, чем кто–либо другой, способствовал введению идеи права в церковную жизнь.
Во всяком случае, эдикт Каллиста не вызвал кризиса. Кризис настал позднее, в эпоху Киприана Карфагенского, в связи с вопросом о приеме в церковное общение lapsi (падших). Тертуллиан указывал, что возможность отпущения греха прелюбодеяния рано или поздно должна повлечь за собой прием в церковное общение лиц, виновных в убийстве и отступничестве. В эпоху Киприана Карфагенского Церковь уже допускала возможности примирения прелюбодеев и убийц. В 251 и 252 годах на соборах был разрешен вопрос о lapsi. Киприан Карфагенский признал возможность примирения «падших». Новацианский раскол, который первоначально, по–видимому, увлек наиболее стойких людей, не только не задержал решение этого вопроса, но его ускорил. Принципиально вопрос оказался решенным, хотя практически это, решение не сразу было введено в жизнь.