— А как же работа? Ты же не можешь взять меня с собой.
— Черт возьми, я не могу! Я владелец этого места. Я могу делать все, что захочу.
Слоун выглядела отчаянной всего лишь на секунду, прежде чем она вздохнула и закатила глаза.
— Ты забыл упомянуть эту маленькую деталь. Я думала, что ты просто менеджер.
— Ничего кроме правды, верно?
На ее лице медленно появлялась улыбка.
— Верно.
— Тогда переезжай ко мне. Я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. И, наверное, намного больше.
Ее улыбка стала мягкой и она зевнула.
— Покажешь большого мальчика, — сказала она сонно.
— Ты получишь его, маленькая девочка, — шепнул я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать ее щеки и нос, подборок и закрытые веки. — Но сегодня вечером тебе надо отдохнуть. Мы будем здесь, когда ты проснешься.
Я не сказал ей, что я теперь буду планировать нашу жизнь так, чтобы наполнить ее дни счастьем и восхищением, и каждой удивительной вещью, которую захочет ее удивительная душа.
Если она скажет «да».
Глава 45. Слоун
Я проснулась от запаха жареного бекона. Мой аппетит вернулся, и, как я заметила прошлой ночью, бекон казался неплохой идеей. Хейми хотел купить и приготовить его прямо тогда, но я была уставшей, поэтому сказала ему не беспокоиться об этом. Очевидно, он не забыл.
Последние четыре дня он был прекрасно совершенен.
Хотя мой отец не был слишком рад, что я возвратилась домой к Хейми, но он и не слишком-то сопротивлялся, что меня удивило. Это заставило меня задуматься, какой разговор у них был, пока меня не было.
Во рту собрались слюнки, когда в спальню ворвался очередной взрыв восхитительного аромата. Я перевернулась в постели, скрестив руки на помятых простынях, где Хейми спал, и прижалась лицом к его подушке. Я могла просыпаться каждое утро вот так, на вечность, и быть самой счастливой девушкой на планете.
Я почувствовала, как стягивают с меня простыню, и улыбнулась в подушку. Я не двигала мышцами, пока не ощутила губы Хейми у основания позвоночника. Наконец, я повернула голову, открывая один глаз, и посмотрела на него.
— Доброе утро, — пробормотала я.
Он тепло улыбнулся мне, а его глаза задержались на моих глазах, на несколько секунд. Затем я увидела, как они спускаются туда, где я чувствовала его пальцы, путешествующие по моему бедру.
— Ты когда-нибудь расскажешь мне, что означает эта татуировка?
Я слегка легла на бок, обнажая большую часть моих бедер и ребер для Хейми.
— Отец рассказывал тебе, что я болела, когда была маленькой, не так ли?
Даже до того, как Хейми кивнул, я знала, каким будет его ответ.
— Я догадывалась.
— Откуда?
— Ты относишься ко мне как к хрустальной вазе, как мой отец и мои братья. Мне слишком хорошо это знакомо, чтобы не заметить это.
— Я не смогу извиниться за то, что хочу позаботиться о тебе, Слоун. Или за желание убедиться, что ты со мной на долгое время, и что я ценю как сокровище каждую минуту с тобой.
Мой живот сжался от его слов. В последнее время он уже несколько раз говорил о будущем. Но я не хотела, чтобы он проводил его со мной, чтобы оно было окрашено неопределенностью, которая предстоит в будущем для меня.
— Я не хочу, чтобы ты это делал. Я просто говорю, что я знакома с этим. Это все.
— Как и твой отец, и твои братья, я делаю это, потому что я люблю тебя.
Я улыбнулась. Улыбка распространилась по моему лицу, как свечение, распространяющееся в моем сердце.
— Я тоже тебя люблю. Вот, почему я не против.
Он наклонился вперед и коснулся моих губ своими губами.
— Я рад, — сказал он. Я почувствовала нарастающие желания, но, пока я не хотела действовать. Сначала я должна была помочь Хейми отключить режим «няньки» из его системы. Я не хотела, чтоб он нянчился со мной. Я хотела, чтоб он любил меня и прикасался ко мне, и относился ко мне, как к кому-то, с кем он хочет жить, а не к кому-то, кто нуждается в постоянном внимании и заботе. — Итак, что насчет бабочек...
— C тех пор, как я заболела, моя семья, во всех смыслах, держала меня взаперти, защищая от целого мира, как будто я была в большой раковине устрицы, — начала объяснения я, опуская руку, чтоб проследить раковину, которую Хейми набивал чернилами на мою кожу все те недели. — Но когда мне исполнилось двадцать один год, я нарисовала линию на песке. Я собиралась жить. Несмотря на то, что моя семья настаивала, что мне нужно идти по жизни, как будто я смогу сломаться в любое время, я собиралась жить. Как бабочка, выйдя из кокона, я собиралась расправить свои крылья и жить, как в те времена, когда я еще летала высоко, купаясь в красивых красках. — В тишине, Хейми коснулся каждой бабочки, прокладывая себе путь по моим ребрам. — Бабочки живут только две недели, но в эти две недели они трепещут вокруг, распространяя свои невероятные крылья и принося великолепную краску окружающему миру. Это то, что я всегда хотела сделать. Как и моя мама, я хочу принести счастье и красоту миру, пока я здесь. Я хочу улыбаться и смеяться, и быть значимой людям, которых я люблю. Я хочу, чтобы они несли эти добрые мысли обо мне в своем сердце, после того, как я уйду. Как бы долго я ни жила, будь-то две недели или два года, или два десятилетия, я действительно хочу жить.