Власть русских императоров, начиная с Екатерины I и до царствования Николая I, держалась на штыках тогдашних силовиков. Гвардия, конечно, не была парламентом, но могла в любой момент действием выразить мнение российского дворянства. Чтобы угодить этому сословию, Анна Иоанновна придумала лазейку, позволяющую дворянину не начинать армейскую службу с чина рядового, а сразу стать офицером. В 1737 году в конфискованном у Меншикова дворце разместился Сухопутный шляхетский корпус — учебное заведение, дававшее одновременно общее и военное образование. Окончивший корпус сразу получал офицерский чин. Бурхардт Миних оказался основателем и первым директором нового учебного заведения.
Сделав блестящую военную карьеру в 1730-е годы, после смерти Анны Иоанновны Миних попал в опалу и провел 20 лет в ссылке в уральской деревне Пелым. Оттуда он несколько раз просил назначить его генерал-губернатором Сибири, что в конце концов и сделал Петр III, вернувший Бурхардта Миниха из ссылки в 1762 году.
Тому было уже 78 лет. После переворота Екатерины II бывший наемник принес ей присягу и получил под свое начальство несколько портов и построенный им больше 30 лет назад Ладожский канал.
Петр Еропкин: первый теоретик Петербурга
Есть несколько героев, чья роль в строительстве Санкт-Петербурга до сих пор не оценена по достоинству. Архитектор и градостроитель Петр Еропкин — один из них. Он происходил из очень старой, но обедневшей русской дворянской семьи, получил благодаря Петру I блестящее образование в Италии, стал автором первого генерального плана Санкт-Петербурга, но вместо почестей от императрицы Анны Иоанновны «удостоился» жестокой казни. В такой трагической судьбе отразилось противоречие, заложенное Петром I в саму идею Петербурга: царю, как мы уже говорили, нравились европейские технологии, но не нравились европейские свободы. Участь первого главного архитектора столицы доказала, что импортировать первые без вторых по меньшей мере затруднительно.
В 1716 году Петр Еропкин вошел в число молодых людей, которых называют петровскими пенсионерами. Царь организовал что-то вроде социальной программы: оплачивал дворянским юношам несколько лет обучения за границей с тем, чтобы они становились лучшими российскими специалистами в своих областях.
Покинув Санкт-Петербург, Еропкин прибыл сначала в Амстердам, оттуда — в город Ливорно в Италии. Видимо, большую часть своего обучения он проходил в Риме. Мы знаем, что он, по крайней мере, заезжал в Венецию и после всю жизнь оставался неравнодушен к этому городу. Кроме того, Петр Еропкин свободно владел французским языком, и это заставляет полагать, что Франция тоже оказалась частью маршрута его путешествия.
Довольно предсказуемо молодой человек не только осваивал технические знания и практические навыки, но и увлекся европейской культурой и гуманитарной мыслью. Он начал собирать библиотеку; в числе его любимых авторов, помимо великих зодчих, были Данте и Никколо Макиавелли.
Нет никаких очевидных свидетельств того, что Петр Еропкин за годы европейской жизни стал свободолюбцем или борцом за политические права. Однако его представления о мире обладали тем, чего были лишены они у его покровителя, — структурированностью и умением понимать причинно-следственные связи. Он, с одной стороны, пытался — и не без успеха — увидеть Санкт-Петербург как цельную систему, а не набор разрозненных фрагментов, которым он фактически был при Петре. В то же время для Петра Еропкина была подспудно очевидна и другая истина: европейская цивилизация своими достижениями была обязана в первую очередь системе отношений между государством и обществом, отличной от российской.
В Россию молодой человек вернулся в 1724 году. После того как он составил по просьбе Петра I проект Александро-Невского монастыря, царь пожаловал ему звание архитектора и полковника, которого до тех пор удостоился только Доменико Трезини. Трудно сказать, был ли такой жест справедливым или щедрым. Проект не реализовали из-за смерти императора.
После смерти Петра Еропкин занимался строительством особняков и выполнял некоторые технические работы: следил за реализацией чужих проектов или сохранностью старых зданий. В период правления Петра II его среди прочего попросили обследовать состояние Успенского собора Московского Кремля. Ни одна из собственных построек Еропкина не сохранилась достаточно хорошо для того, чтобы дать возможность судить о его способностях или эстетических предпочтениях. Его главный талант раскрылся, когда двор вернулся в Петербург.