Александр терял популярность — и в том числе, что казалось наиболее опасным, в среде гвардейских офицеров. Какое отношение русского общества встретила дружба императора с Наполеоном, хорошо видно, например, по воспоминаниям Сергея Волконского, будущего генерал-майора и декабриста, а в те времена — блестящего столичного кавалергарда. В них приведен пример офицерской лихости тех лет: подъехать ночью в санях к резиденции Армана де Коленкура, посла Наполеона в России, и выбить оконные стекла булыжником. Так начался второй период царствования Александра I, который продлился с 1807 по 1811 год.
Александр I решил найти опору вне гвардейской верхушки. Еще до войны 1805–1807 годов он обратил внимание на то, что служебные записки одного из «молодых друзей», Виктора Кочубея, совершенно блистательны и по форме, и по содержанию. Он догадался, что большая роль в их составлении принадлежит секретарю Кочубея, сыну священника и выпускнику семинарии, Михаилу Сперанскому.
Александр приблизил к себе Сперанского, и тот разработал план реформ, который в общих чертах сводился к трем пунктам: повышению квалификации чиновников; созданию выборного законосовещательного органа — Государственного совета, который рассматривал бы все законы перед подписанием их монархом; постепенной отмене крепостного права путем выкупа крестьян государством.
Кое-что из задуманного Сперанским реализовалось. Государственный совет действительно учредили, хотя и не выборный, как планировалось, а назначаемый. Ввели экзамен для тех, кто хотел занимать государственные должности. Михаил Сперанский оказался невероятно способным человеком и своей министерской реформой действительно сумел, насколько возможно, расчистить хаос, который царил в системе государственных учреждений.
Еще в 1807 году Александр во время переговоров с Наполеоном представил ему своего статс-секретаря. По словам очевидцев, способности Сперанского так поразили Бонапарта, что он будто бы выразил полушутливое желание получить его к себе на службу «в обмен на какое-нибудь европейское королевство».
Между тем обстановка в российском обществе оставалась неспокойной. Неожиданно, благодаря континентальной блокаде Англии, выросла роль купечества. Оно занялось тем, что сегодня называют импортозамещением: выпускали ситец, шили шляпки и платья. Купцы стали если не важной, то заметной социальной силой. Дворяне же оказались не у дел и ощутили угрозу своему положению. Разочарованные военной неудачей они не без оснований считали, что реформы, в том числе освобождение крестьян, могут лишить их огромного количества привилегий.
В аристократической среде нарастал антагонизм, чтобы не сказать ненависть, по отношению к Сперанскому и его реформам. Это чувство подпитывалось идеями мыслителя и будущего автора «Истории государства Российского» Николая Карамзина. Сторонник самодержавия, хотя и горячий противник деспотии, он считал, что России нужны не европейские реформы, а пятьдесят честных и работящих губернаторов.
Многообещающие планы преобразований Сперанского окончательно прервала внешнеполитическая ситуация. Наполеон, не сумевший преодолеть Ла-Манш и завоевать Англию, терпящий неудачу в Испании, понимал, что с востока над ним грозно нависает Россия. Она постоянно нарушала континентальную блокаду и не выглядела надежным союзником. Тут-то Михаилу Сперанскому и припомнили симпатии французского императора. Сложилась хорошо понятная с точки зрения человеческой психологии ситуация: эпизод четырехлетней давности — то ли выдуманный, то ли реальный — представлялся доказательством того, что Сперанский якобы был сторонником Бонапарта и даже французским шпионом.
Война выглядела неизбежной, а без общего единодушия справиться с Наполеоном Александр I не мог. Ему пришлось принести «ритуальную жертву» и отправить Михаила Сперанского в ссылку.
Восторженное русское дворянство объединилось вокруг императора. Наполеон не покорил Россию. Пушкин позднее написал в десятой главе «Евгения Онегина»: