В 1814 году генерал Михаил Орлов принял капитуляцию Парижа:
Однако никаких внутренних русских проблем это не решило. Крепостных не освободили, конституцию не приняли.
Как разумно считают многие историки и как предполагали многие офицеры, вернувшиеся из победоносного похода в Европу, именно после знакового триумфа победы над Наполеоном, когда доверие к государю и его престиж были практически безграничны, Александру и следовало бы заняться реформами. Однако в последние десятилетия своего царствования этот удивительный человек как-то более или менее остыл к России как таковой. Молодой Пушкин неслучайно называл его «кочующий деспот».
Александр I инициировал создание Священного союза — далекого прототипа современных международных организаций. Сначала в союз, кроме России, вошли только Австрия и Пруссия, однако позже к ним присоединились почти все страны континентальной Европы. Цели Священного союза заключались в том, чтобы не допустить революции ни в одном из входящих в нее государств: Россия вдруг оказалась в роли главного «жандарма Европы». Александр I ездил с одного международного конгресса на другой, словно политическая стабильность других государств стала его основной целью.
Россию он доверил бывшему военному министру, фактическому начальнику тыла русской армии генералу Алексею Аракчееву. Он стал, как когда-то Сперанский, вторым человеком в государстве. Аракчеев не имел боевого опыта, а кроме того, в целом был человеком необаятельным. Зато его лояльность вызывала полное и абсолютное доверие государя.
Аракчеевский план действий заключался в решении нескольких важных задач. Прежде всего, следовало избавиться от «гвардейского вольномыслия». Нужно было сделать так, чтобы привилегированные военные части не могли больше свергать и назначать государей. Следовало превратить их из субъекта в объект. Любимых командиров гвардейских полков, сражавшихся под Бородином и в «Битве народов» под Лейпцигом, участников французского похода, постепенно замещали послушными исполнительными кадрами.
Вооруженные силы России были слишком велики по численности и разорительны для казны в мирное время, но недостаточны для настоящей войны, когда приходилось набирать народное ополчение, как это и случилось в 1812 году. Аракчеев нашел как будто бы компромиссное решение. Он придумал специальный тип военных поселений, прославившихся как «аракчеевские казармы». Государственных крестьян насильно переводили в солдаты. Они продолжали обрабатывать поля и жить семейно, но часть времени занимались военной подготовкой. Это стало для них настоящей каторгой.
Нет сомнений, что ни Аракчеев, ни Александр I ничего плохого не хотели. Они считали, что поселенцы будут рады: им ведь еще и доплачивали за военную службу.
Наконец, в качестве третьего проекта Аракчеев вслед за Сперанским разработал план выкупа крепостных за государственный счет, но он снова так и остался планом.
Конечно, для гвардейского офицерства, для просвещенных дворян, для Александра Пушкина и его сверстников политика Александра в последние десять лет была отвратительна. Европейским народам Россия принесла относительную свободу. Так, после войны герцогство Варшавское стало Царством Польским — в составе Российской империи, но с конституцией. Сама же Россия продолжала оставаться страной самовластия и рабства.
«Золотой век»
Царствование Александра I принято считать золотым веком Санкт-Петербурга. Идеальный образ имперской столицы — «пушкинский» Петербург, город бурлящей светской жизни и роскошных зданий: Адмиралтейства, Биржи, Михайловского дворца, Главного штаба.
Здесь есть некоторое искажение. В действительности свои главные произведения Пушкин создал, когда императором был уже Николай I. Ансамбли центральных площадей столицы тоже были достроены после 1825 года. Тем не менее именно при Александре I появилось то, что справедливо принято считать высшей точкой расцвета не только Петербурга, но и заложенной в нем идеи европеизации России.
Благодаря большим стройкам, начатым в александровское время, город наконец-то обрел вполне законченные очертания. По крайней мере в том, что касается внешнего впечатления, он стал мало чем уступать другим европейским столицам, а пышностью и превосходил некоторые из них. Архитектуру города уже нельзя было назвать подражанием французской или голландской — она стала развиваться совершенно самостоятельно, как естественная часть европейского рукотворного ландшафта. Больше того, наверное, ни в одном другом городе дух начала XIX века с его романтическим империализмом и ощущением размаха не проявил себя так ярко, как в Петербурге. Хотите полностью окунуться в атмосферу того времени — приезжайте посмотреть на стрелку Васильевского острова и улицу Зодчего Росси.