– Поговорим о деньгах. Автор столь популярный, как Вы, наверняка не может жаловаться на финансовые затруднения?
– Ошибаетесь. У меня нет возможности купить себе автомобиль взамен старого, который от старости расспался. Выжить, конечно, на такой доход можно, хотя и без роскоши. Но я вращаюсь в кругу людей порядочных и по этой причине вынуждена обходиться без блата, протекции, не приближена ко двору. Меня не переиздают, за исключением двух книг для юношества. Нет у меня и виллы.
– На что же Вы тратите деньги?
– Какие деньги? Те, которых нет? Могу только сказать, на что не трачу. Не покупаю водки, не устраиваю приемов, не шью нарядов в “Моде Польской”, не меняю мебельных гарнитуров, ем что придется, дети выросли и разбежались...
– Нет ли у Вас каких страстишек?
– Как нету? Великое множество! Взять хотя бы лошадей. Я играю на бегах. Люблю кормить зверушек. Обожаю путешествовать. Выезжала даже во время чрезвычайного положения, без разрешения, поскольку сочла, что имею на это право как законопослушная гражданка, без судимостей, ничем еще свою Отчизну за границей не опозорившая.
Полагалось, конечно, оформить выезд через Союз литераторов а там мне сразу же велели написать заявление, а в нем указать издательство, с которым у меня заключен контракт, порядковый номер контракта, дату, название книги и сообщить, какой литературный маршрут интересует меня за бугром. Я собиралась в Алжир и сразу же доложила им, что намерена писать о двух детях, потерявшихся где-то в Африке, а книга у меня называется “В пустыне и в пуще”. После этого на письменном заявлении не настаивали, отпустили и так.
– На что Вы живете за границей? Обменять злотые не так-то просто...
– Торговать не торгую! Нет у меня хватки. Кое-что заработала на переводах в Чехословакии и Советском Союзе, кое-что осталось еще от заработанного в Дании. Да и друзья, родственники поддерживают.
– А на Западе Вас издают?
– К сожалению, нет. Мешает, понимаете ли, “дух языка”. Трижды пытались, и все неудачно. “Крокодил” и тот не поддается переводу на датский, а ведь там действие происходит в Дании. Но самые забавные недоразумения у меня были с бразильским переводчиком. Он написал мне, что у него с текстом жуткие трудности, потому как польская экзотика для бразильского читателя непонятна, а героиня чересчур стара и недостаточно красива. Я ему написала, что не обижусь, если героиня будет 16-летней красоткой, но польская экзотика все равно оказалась для них не по зубам.
– Вы довольны плодами своего творчества?
– Да, иначе бы не писала. Я считаю, что нашла свою нишу. Если бы оказалось, что нечто подобное, но во сто крат лучше пишет в Польше кто-то другой, я бы сразу завязала. Вот так я бросила архитектуру.
– И чем бы Вы тогда занялись?
– Ковроткачеством. Уж тут-то мне равных нет. Кроме шуток, у меня на колористику легкая рука.
– Похоже, что Вы во всем такая, же, как и персонажи Иоанны Хмелевской. Все получается, и получается весело. Или Вам не всегда весело?
– Я не виновата, что у меня есть чувство юмора, и у людей, которые меня окружают, – тоже. Я пишу веселые книги на приличном польском языке. Весело ли мне? Вскоре после войны я написала сочинение “Что я пережила в военное время” и получила плохую оценку за несерьезное изложение темы. Ничего не могу с собой поделать – даже в самые драматические моменты не могу отделаться от мысли, что до смешного всего один шаг. А вообще я считаю, что за увеселение нашего общества и пропаганду мира и согласия мне причитается Нобелевская премия. Когда люди смеются, им не до драки.
– Благодарю за беседу.
С Иоанной Хмелевской,
автором детективных повестей,
беседовал Януш Атлас
(“Здесь и сейчас”, 1/1985)
Часть первая
Вся эта история могла бы и не случиться, не будь я в тот вечер в таких растрепанных чувствах. Я бесилась. Я страдала. Я была смертельно обижена и смертельно влюблена. От беспросветного отчаяния переходила к самым светлым надеждам. Светлые надежды, ненадолго вспыхнув, снова угасали во мраке отчаяния.
Третий день я ждала звонка. Зря ждала. Если не позвонил до сих пор, теперь уж точно не позвонит. А если и позвонит, завтра или послезавтра, – что от этого изменится? Все и так ясно, куда уж яснее. Ему на меня наплевать, иначе набрал бы мой номер сразу по приезде. На худой конец на следующий день! А тут ведь целых три дня не дает о себе знать, ни слуху ни духу, ох, эти жуткие три дня, поди не сойди с ума, когда надежда с каждым часом испаряется, а уверенность в том, что ты для него ноль без палочки, с каждым часом растет.