— Да, он мне передал, — безмятежно ответствовала Кора. — На что я сказала ему, что он, видать, недостаточно хорошо уговаривал. У моего мальчика отлично подвешен язык, и он умеет им пользоваться, когда захочет. Жаль только, весь его дар куда-то девается, когда я его об этом прошу… Ну что ж, придется мне упрашивать тебя самой. Нет, правда, Ки, почему бы тебе не поучаствовать в Обряде вместе со всеми? Заодно и убедила бы всех, что отныне твой дом — здесь, наши обычаи — твои обычаи, а наша семья — твоя семья…
— И тем самым обманула бы их, — произнесла Ки тихо, но твердо. Разговаривая таким образом, они с Корой обводили взглядами комнату, улыбаясь всякому, кто, как им казалось, обращал внимание на их беседу. Вот Лидия, встретившись глазами с Корой, вопросительным движением подняла стакан вина, и Кора с улыбкой кивнула. Лидия сейчас же подошла и налила обеим женщинам красного вина в два старинных бокала. Кора похвалила Лидию за то, что та додумалась украсить стол цветами. Ки тоже не забыла улыбнуться и благодарно кивнуть, принимая из рук Лидии винный бокал. Когда же та отошла, Ки так и осталась держать его в руке, а к губам не поднесла.
Кора отпила вина. Темные блестящие глаза пристально смотрели на Ки.
— Значит, ты не хочешь быть одной из нас? Так?
— Так, — ответила Ки. — Спасибо тебе за то, что хотела принять меня, но… Кора, ты просила меня остаться, и я осталась. Я честно попробовала жить той жизнью, которую ты мне предлагаешь. И окончательно убедилась, что эта жизнь не по мне.
— Время исцеления еще не истекло, — напомнила ей Кора.
— Да, и я буду здесь до конца, — сказала Ки. — Но потом я сразу уеду. И я не хочу, чтобы ты держала на меня зло. Время истечет, Кора, и ты сама отпустишь меня.
Настал черед Коры склониться перед волей Ки. Ки увидела, как обмякли ее обычно расправленные плечи, и ощутила острый укол совести.
— Что ж… я тебя отпущу, — сказала ей Кора. — Если тебя по-прежнему ничто не будет удерживать здесь — я тебя отпущу. И зла никакого на тебя не буду держать. А вот сожалеть буду, Ки, очень сожалеть. Ты знаешь, когда я была девочкой, я однажды подобрала раненого ястреба. Совсем молоденького, почти птенца. Я лечила его и ухаживала за ним, пока он не поправился. Я стала носить его на запястье, он добывал для меня дичь… Но я-то видела, что такая жизнь была ему не по сердцу. И в один прекрасный день я отпустила его — к великому негодованию моего батюшки. Вот видишь, я умею отпускать, Ки… А ты?
Ки слегка нахмурилась, гадая об истинном смысле вопроса. Ответить она так и не успела: Кора уже раскланивалась со стариком, усаживавшимся в кресло напротив.
Ки поразила его внешность. Гладкие, совершенно белые волосы были по-старинному связаны сзади на шее. Глаза под тонкими белыми бровями напоминали зимнее небо. Другие черты лица были выточены с тем же изяществом: тонкий прямой нос, небольшой рот. Он показался Ки похожим на тщательно сбереженную статую какой-то более ранней разновидности человеческого существа. Существа, для которого разум был несравненно важнее физической силы. Старик был хрупкого телосложения, а ростом — едва по плечо Ки. К тому же и возраст изрядно ссутулил его, согнув и без того узкие плечи вперед, к груди. И, тем не менее, от этого почти заморыша исходила ощутимая властность. Как-то само собой вышло так, что Ки поклонилась ему…
— Позволь, Нильс, представить тебе Ки, мою дочь по замужеству за Свеном, — сказала Кора.
Старец спокойно кивнул.
— Я приехал, Ки, расхлебывать кашу, которую ты тут заварила. Сама-то ты что хоть думаешь по этому поводу?
Он говорил с нею так, словно ей было десять лет от роду. Ки подумала и не стала на него обижаться. Она сказала:
— Никто здесь не радуется тебе больше, чем я. Я вижу в тебе ключ к своей свободе, старец.
Кора нахмурилась: обращение «старец» показалось ей недостаточно почтительным. Сам же старец, однако, только откинул голову и расхохотался. Зубы у него оказались ровные и мелкие, а смех — оглушительный. Все в комнате моментально притихли и повернулись к Нильсу и Ки. Ки почувствовала, как жарко вспыхнули ее уши.
— А я-то боялся, что встречу в ней противницу! — обращаясь к Коре, громко сказал Нильс. — Помнится, ты предупреждала меня о духе столь значительном, что даже тебе оказалось не под силу совладать с ним во время Обряда. Я и вообразил, что встречу горечь, злобу и хитрость. И нате вам, выходит маленькая девочка и велит старому дедуле как следует постараться, наводя в душах порядок: она, мол, только скажет спасибо. Нет, Ки, с тобой любая развалина заново помолодеет…