Вот какая вырисовывается закономерность: на Крайнем Севере испокон веков увереннее и быстрее других приживались личности особого склада — удалые, предприимчивые, прозорливые. Сюда всегда устремлялись люди передовых взглядов, романтики, революционеры. В XIX столетии Севером все чаще стали интересоваться революционеры-мыслители, такие, как теоретик анархизма, путешественник и географ Петр Алексеевич Кропоткин, который в одиночной камере Петропавловской крепости создавал классический научный труд «Исследование о ледниковом периоде».
На рубеже двух последних веков в Арктике стали появляться те, кто попал сюда по произволу царских властей. Рудольф Лазаревич удачно назвал их, и себя в том числе, «северянами поневоле». Именно они, профессиональные революционеры, сделались со временем глубокими знатоками природы и народонаселения Крайнего Севера, поборниками его Всестороннего исследования и освоения. Эти люди как бы продолжили замечательные традиции ссыльных декабристов, вложивших столько труда в изучение Восточной Сибири.
В тяжелых походах по Северной Якутии и Новосибирским островам принимал участие ссыльнопоселенец Михаил Иванович Бруснев, один из первых русских марксистов. Революционером-профессионалом был Георгий Давыдович Красинский, с именем которого связаны первые шаги нашей полярной авиаций. Бурную революционную молодость прожил профессор Иван Илларионович Месяцев, руководитель экспедиций на первом советском океанографическом судне «Персей». Огромный вклад в создание культуры северных народов, в их всестороннее изучение внес Владимир Германович Тан-Богораз, революционер-народник, почти 10 лет проведший в сибирской ссылке.
Привычка к постоянным опасностям подполья, к тяготам кочевого быта, способность находить выход из тупика, жажда действий, осторожность, выдержка — где, как не на Севере, в Арктике, наиболее ярко проявиться этим лучшим человеческим качествам! Вышло так, что один «северянин поневоле» поселился в архангельском доме, в котором жил другой «северянин поневоле», высокий стройный человек с рыжеватой бородкой, Владимир Александрович Русанов. Эта встреча решила и определила дальнейшую судьбу Самойловича.
Ученик орловской классической гимназии (исключенный оттуда за поистине классическую неуспеваемость!), юный марксист, сочетавший революционную деятельность с учебой в духовной семинарии, студент парижской Сорбонны, храбрый исследователь извергающегося Везувия, ссыльнопоселенец в Печорском крае, зрелый арктический геолог, участник и руководитель нескольких экспедиций на Новую Землю, борец за равноправие Малых северных народностей, дальновидный ученый, пророчивший освоение Великого Северного морского пути, — вот с каким человеком познакомился Самойлович.
Их многое сближало, хотя Русанов был на 6 лет старше. Оба в свое время с ненавистью относились к «классической гимназии», оба стремились продолжить образование за границей (причем они вполне могли бы встретиться во Фрейберге, так как Русанов всерьез подумывал перебраться туда из Парижа), оба посвятили годы подпольной борьбе, пережили аресты и ссылки, а теперь вот познакомились в Архангельске.
Русанов обладал даром красноречия, слыл блестящим лектором. Он не раз выступал с докладами на заседаниях архангельского Общества изучения Русского Севера, и вполне естественно, что Самойлович был одним из благодарнейших слушателей русановских лекций. Все, о чем говорил Владимир Александрович, к чему он призывал, падало на уже хорошо подготовленную почву. Самойлович все сильнее мечтал о настоящем Севере, об экспедиции в высокие широты, о зимовке в Арктике. Летом 1911 года Русанов отправился в свою пятую и последнюю экспедицию на Новую Землю, Самойлович же, очевидно, неожиданно для самого себя оказался в составе экспедиции на далекий архипелаг Шпицберген, где даже Русанов еще ни разу не был!