И опять вернулась на много лет назад, в родной невзрачный Серпухов.
…У Пигмы и Саи случилась маленькая, глупая, но для них весьма ощутимая трагедия: поломался японский кассетник. А значит — королева осталась без серенад.
Но она этого не заметила, потому что как раз в эту ночь под ее окнами, во дворе, неведомо откуда объявился соловей. Он заливался так страстно, так самозабвенно и цветисто, что ввел Риту в заблуждение: девочка решила, что поклонники раздобыли новую модную запись.
И наутро поблагодарила их от души. А обожатели не поняли — за что: подумали, что у них появился конкурент, некий мистер Икс.
Долго они искали и вычисляли этого третьего лишнего. И спорили. Что сделать с ним, когда найдут: взгреть как следует или принять в свою донкихотскую компанию? Ведь мастер настоящей, живой серенады им не помешал бы.
А когда магнитофон отремонтировали, мистер Икс исчез. Тоже, наверное, был самолюбив и не терпел конкуренции…
— Почему вы молчите? — встревожился Костя. — Вам тут надоело?
— Что ты, мальчик. Я слушаю. Мне кажется, я понимаю, о чем он поет.
— Кто? Никого не слышу.
— Эх ты! Да соловей же!
Костя прислушался:
— Правда, поет. Надо же… Я в первый раз…
— По-моему, — задумчиво сказала Маргарита, — это песня любви…
— Ре-бемоль мажор, — определил Константин. — И в шаффле шпарит, как настоящий джазист.
— Разбираешься?
— Музыкалку почти закончил. По сольфеджио проходили: тональности и все такое…
— Почему же «почти»? Надоело?
— А!.. Работать пошел. Музыкант — не профессия.
— Это кто тебе внушил?
— Да чего — внушил. И так понятно.
«Сманить его, что ли, с собой в Москву? Пристроила бы в какой-нибудь хороший джазовый колледж… А там, глядишь, Гнесинка или консерватория, — мелькнуло в голове у Маргариты. — Ишь ты, не профессия… А может, это и верно… Для музыканта главное — шанс: нужно быть вечно начеку, чтобы не пропустить его. А таксист на кусок хлеба, и даже с маслом, всегда заработает»…
У Маргариты было все, что ей нужно, и она считала это естественным, однако прекрасно понимала, что так — не у всех.
Здесь у Кости — свой мир, своя вотчина. Здесь он — король и всегда им будет. А как примет его столица — еще неизвестно. Не дай Бог, пополнит многочисленную армию безработных музыкантов.
А ей, Маргарите Солнцевой, возможно, будет совсем не до него. Нет, определенно: она не сможет вечно нянчиться с этим ребенком. Не взвалит на себя такую ответственность. Вот же, она и собственных детей пока не заводит. Не появилось такой потребности — неустанно о ком-то заботиться…
Пока что хватает в качестве объекта заботы и самой себя…
А соловей продолжал свою песнь любви: Песнь Песней…
— Мажор, говоришь? — обронила Маргарита. — А звучит, по-моему, печально.
— Что вы!
Они улыбнулись друг другу: Костя возразил именно так, как она учила, причем не задумываясь. Способный мальчик.
Он вытянул губы дудочкой. Рите почудилось, что парнишка собирается поцеловать ее.
Ошиблась, однако: Костя просвистел музыкальную фразу. Соловей изумленно примолк — и вдруг ответил ему в лад.
Видимо, он был более сговорчив, чем его давний серпуховский собрат. Воспринял Константина не как конкурента, а как собрата по искусству.
Так они и пересвистывались: Костя — такт, соловей такт. Костя руладу, птаха руладу. А потом — вместе, в унисон. И вновь разделились на два голоса…
Бесшумно приблизились Левон с Серго. Уселись прямо на влажной траве, возле столика. Покачивались, вслушиваясь, ловя ритм.
Включились — и затянули что-то гортанное, грузинское, тоже на два голоса. Как — то так вышло, что эта национальная мелодия гармонично сплелась и с соловьиной любовной лирикой, и с Костиным нервным, синкопированным джазом. Славный квартет сложился неожиданно…
Почему все самое лучшее так быстро кончается?..
Мужские голоса нарушили ночную музыку:
— Здорово, Левка! Как дела, Серый?
Левон и Серго вскочили: прибыли новые клиенты, пора опять насаживать мясо на шампуры.
Резко оборвал свою мелодию и Костя. Он напрягся и совсем неучтиво дернул Маргариту за руку:
— Пошли отсюда.
— Уже? — лениво потянулась она. — Посидим еще, они нам не помешают.
— Помешают!
Ого, мальчик взбунтовался. Он ее уже не слушается.
И тут Рита узнала загоревшую дочерна лысину и крепкую приземистую фигуру. Костин отец!
Ну, тогда все понятно.
— Чшш! — Маргарита прижала палец к губам и, соскользнув с кресла, увлекла парнишку в густую темень листвы.