Выбрать главу

Копейкин сообщал, что напрыгался вдосталь. Напрыгавшись, стал пилотировать «кукурузник» - один из тех, что бороздили вологодское небо, как рейсовые автобусы. В какой-то из полетов у него вдруг заглох мотор. Когда единственный винт у самолета перестает вращаться, настроение у летчика падает быстрее, чем высота. Пассажиры, жители сельские, ко всему привычные, не волновались. Получалось, волноваться предстоит одному Копейкину. «Кукурузник» тем временем заваливал нос, готовясь исполнить самую русскую из всех фигур пилотажа. Позже Копейкин всем объяснял, зачем надо газовать, если винт все равно не вращается. Слушателям становилось ясно, что он и сам этого не знает. Однако факт остается фактом - каким-то чудом сумел удержать машину, выправил крен, дотянул до полосы, с которой взлетел. Приземлился. Если попытаться математически смоделировать ситуацию, чтобы понять, как ему удалось посадить самолет... Лучше не надо. Сел ведь? Сел. Все дела.

В последующем бережном касательстве судьбы Тимура Апакидзе одного не мог уразуметь Виктор Копейкин - не пил генерал. Не пил - и все. Может, отсюда у него такая муравьиная точность во всем? Летом 2001-го, на поминках, подобный же разговор зашел. Летчики пили, не чокаясь, и задавались вопросом капитана Копейкина: «А почему он не пил?» Ответа не было. Было нечто неопределенное: «Да, мы расслаблялись со стаканом, а он - в спортзале. Словно бы что-то выколачивал из себя...»

«Из нас он дурь выколачивал. Говорил: молодой, забудь, чему тебя учили. Здесь летать надо. И брал с собой в полет. И учил летать. И я, «молодой подполковник», вылезал из кабины зеленый. Еле ноги волочил. Только он давал почувствовать реальное небо, его небо. Полковникам не давал летать ради молодых и перспективных. Не делил керосин по бедности, а выбирал лучших и гонял их до смертного пота. Это он жить учил. Квартиры своей не было, машину так и не смог купить, на метро ездил, а там на него глазели - генерал сидит в вагоне, книжку читает. Может, это и не генерал вовсе, а переодетый киноактер? А он был не просто генералом авиации и великим летчиком. По его учебникам будут учиться летать поколения. Один поднял на крыло корабельную авиацию...»

Прозвучал и такой вопрос: «Тимур верил в Бога? Я хочу понять, откуда такая сила духа в нем?» Ответил Анатолий Квочур: «Трудно сказать. В этом смысле он был человеком закрытым. Тут одно ясно. Крест ему выпал тяжкий, но Тимур нес его не обреченно, а с каким-то внутренним вдохновением. И прошел до конца. Значит, была вера».

«Все равно трудно свыкнуться, что вот так кончилась жизнь. Сорок семь лет прожил, и каких-то пары секунд не хватило. И уже не скажешь, что земля ему пухом...»

«Не о земле речь! Тимур не погиб, он в свой мир - в небо ушел. И Господь там принял его...»

17-18 июля 2015 года

Глава 135 СПЕЦНАЗА МАЛЫЕ ПЕЧАЛИ

Тут есть какая-то физиологическая тайна. Ныне отставленный вице-премьер Илья Клебанов всю жизнь любил на саночках кататься, и чтобы те саночки кто-то за собой тащил. Была у него такая страсть, привнесенная родом из-за черты оседлости. А Путин сказал вдруг: надо вставать на лыжи. И Клебанов, ленивый, сонный и глупый, съехал с кремлевской горки в обычные министры. И далее - по нисходящей.

Пребывал в состоянии рассеянного хамства, холодея от дурных предчувствий: вдруг Генпрокуратура разыграет «китайскую карту» и спросит, куда делись 80 миллионов долларов, полученных от Китая в качестве предоплаты заказа на постройку двух эсминцев. Здесь нету и там нету. Так где они есть?..

О ту пору процветала в Москве самая благородная похоть - красть все, что плохо лежит, и кремлевские сквозняки сильно способствовали ее процветанию. Обезумели православные, погружаясь в комфорт бытия, равный по объему «инвестиций» общей сумме бюджетных недоимок.

И как это Господь терпел воровскую либеральную знать? Может, запутался в российском законодательстве? Ничего удивительного - законы в России обратной силы не имеют, но и прямая тоже отсутствует. Местечковые министры семенили циркулярным многоточием по ковровым дорожкам Белого дома на Красной Пресне и озирались на аккредитованную прессу, опасаясь контрольного вопроса в спину: как вы относитесь к слухам о вашей возможной отставке?..

Спасительная мысль возникала сама собой. Не смотаться ли по холодку в Раифский Богородицкий монастырь, где святая вода исцеляет не только телесный, но и административный недуг? Вон Чубайс смотался, поставил свечку пред чудотворным образом Грузинской Божьей Матери, а Рэм Вяхирев пренебрег, так где, спрашивается, сегодня тот Вяхирев? А Чубайсу - все с гуся вода. Никакие проклятья не действуют. Ворует пуще прежнего.

Такие вот чудеса под Казанью творятся, в бывшей при советской власти колонии для рецидивистов, возвращенной в лоно Церкви. И Минтимер Шаймиев смывал свои грехи в озерной купели древней Раифской обители, и Лужков взбадривал дух в крещенские морозы, и Георгий Боос, пребывая в политическом унынии, развернул однажды в ту сторону самолет. А ныне покойный министр Починок, всегда считавший брак причиной развода, захотел венчаться здесь, хотя в мужском монастыре по уставу и не положено. Пришлось к самому Патриарху за разрешением обращаться. Обвенчали Починка. До следующего раза.

Народный артист Калягин в Раифе крестился, когда его в кино снимать перестали. Помогло. Снялся в роли Ленина. И квартиру получил. Иосиф Кобзон и Владимир Познер исповедовались у отца Всеволода, Кобзон - искренне, а Познер-лукавствуя: как всегда. Ну не может он правды сказать, не умеет, так воспитан. Не топить же его за это в купели - лучше Познер, чем никогда. Это еще Маяковский сказал про его лукавого предка.

Братва авторитетная часто сюда наезжает. Вор в законе Седой срок мотал в Раифской обители, когда мирской властью все тут было под строгий режим приспособлено. Прислал как-то телеграмму монахам: «Привет, братва, часто вспоминаю места, где чалился, и собираюсь в гости».

Самым первым авторитетом, здесь побывавшим, Ельцин был. Побултыхался в целебном озере, поплавал, открыв тем самым купально-политический сезон - и ведь усидел окаянный после повторных выборов на прежнем месте, которое подразумевает если не порядочность, так хотя бы ум. Не было ни того, ни другого, а усидел. Не чудо ли?

Не чудо ли, что с того дня лягушки в монастырском озере квакать перестали? Как будто сразу разобрались, кто есть кто. По сю пору молчат, онемевшие. Но лягушки твари неразумные, что с них возьмешь, а вот монахам Господь не велит разделять страждущих на благословенных и проклятых. Монахи за всех молятся. Даже за Барака Обаму - авось прозреет несмышленый. Но это вряд ли. Президентский срок под горку покатился, а единственным достижением «кенийского кузнечика» стало принятие закона, разрешающего однополые браки.

Раифские монахи коллективно плевались. Не в коня корм. Да и не о нем речь идет. О людях, которых сама жизнь разделила на благословенных и проклятых.

Свято место

Надо бы много еще досказать про поднебесную православную «страну Псху», где в горах укрываются кельи схимников, где ходят легенды про бестелесных иноков, встреченных будто бы кем-то на козьих тропах, про таинственный, с небес льющийся колокольный перезвон, про забытые минные поля в верховьях Бзыби как спасение от непрошеных гостей, про отысканные в геологических штольнях немецкие склады с консервами и оружием - про всех живущих и умерших здесь русских людей, никогда не знавших, в какой же стране они числятся гражданами, если не в своей собственной, куда только на вертолете и можно было добраться, а теперь и вовсе никак.

Ну так тогда надо говорить и про то, что грузинские национальные гвардейцы нашли все-таки русского летчика, согласившегося бомбить Гагры. Над городом они боялись лететь - шли вдоль моря, над пляжами, и люди, называвшие себя гвардейцами, лениво, как бы нехотя, бросали гранаты в раскрытую дверь вертолета, торжествующе наблюдая, как разбегаются редкие фигурки отдыхающих. Гранаты взрывались внизу и тоже как бы нехотя - убивали. Надо говорить и про стыдную, изливающуюся из нутра покорность любым обстоятельствам, и как умирает сопротивление в душе, но это уже совсем другая тема, на которую можно списать и гранаты, и злую участь трусливого пилота, и все остальное, что лежит за пределами человеческого достоинства.