Тогда, стоя передо мной в тисовой аллее, она казалась такой хрупкой и уязвимой из-за ссоры с тайным хахалем. Но в тот момент, на том чертовом Фестивусе, передо мной находился другой человек. Расчетливая, уверенная в себе стерва, которая собиралась захапать то, что пришлось по вкусу. Ее химия. К нему! К пьяному отморозку, который чуть не прибил здоровяка-Лиама.
Мое сердце оборвалось! Уна четко дала понять, что не хочет меня, что не даст шанса. Ему же, чертову МакНилу, она готова была отдаться с потрохами и без остатка. Лишь потому, что он борзый, смазливый тип. Именно поэтому!
Стоя в том зале, я проклинал всё и вся! Родителей, которые недостаточно постарались в койке, чтобы я родился красивым и высоким. Парней, которые догадались позвать Джонни на Фестивус, если он не врал, конечно. Я ненавидел гребаный алюминиевый шест на подставке, который представился мне в тот миг мечом воина-покорителя, сира Джонни. Я мысленно материл и его предков на чем свет стоит, ведь они как раз-таки хорошенько потрудились в постели, чтобы заделать наглого, самоуверенного, дерзкого МакНила-младшего, который прилюдно хвастал размером члена. Он практически тряс им перед окружающими, вызывая зависть у парней и вожделение у баб.
Боже! Но больше всех я возненавидел ее, Уну Файн, которая повелась на дикие выходки МакНила. В равной степени я презрел и себя. Осознание. Я отлично изучил стерву. Я невольно наблюдал за ней, хотя не имею привычки ковыряться в людях. Как можно было допустить, что я, расчетливый и циничный человек, по одному лишь взгляду смог считать столько в глазах другого?! Жуткая пытка на грани самобичевания!
Мой подарок. Облака на ее голове. Возможно, из-за той с виду нелепой, но такой значимой для меня вещи Джонни не выбрал Файн? Может быть, он решил, что Уна — чудачка, полусумасшедшая? Как знать, как знать... Немаловероятно, что мне удалось оградить ее от МакНила. Поставить барьер, нет, создать оберег. Временный, плохо работающий оберег. Скрытая за облаками из ваты Файн не собиралась парить в небе. Она хотела пасть на землю, вкусить все греховные плоды со змеем-Джонни. Никакая не мученица в терновом венке. Не облачная небожительница. Именно — грешница…
Черт подери! Всё, что казалось мне до того ценным, ушло на второй план. Я мечтал проснуться утром прежним человеком. С прежними привычками, устоями. Но Фестивус изменил всё. И да, я не забыл проклясть сериал «Сайнфелд», десятую серию девятого сезона под названием «Забастовка» и заодно тех киношников, кто придумал этот гребаный праздник!
Глава 12
Хлопнув дверью подсобки, я принялась ругать себя за то, что поцеловала Натанзона в тот далекий вечер. По сути, будь на его месте кто-то другой, ничего бы не поменялось. Я нуждалась в том, чтобы некто теплый оказался рядом. Натанзон просто попался под руку. Нет, мне не представлялся на его месте Итан Питтерс. Не мерещился его младший братец Майкл. Двое подонков, одна семья. Лживые, лицемерные. Оба — интеллектуалы и преподаватели. Мистер Итан Питтерс — в финансовом колледже. Младший братец Майкл Питтерс — в колледже искусств на театральном факультете.
Женатый Майкл и холостой Итан. Некоторые девушки-мечтают оказаться в постели с преподом. Еще бы; статусные мужчины постарше, такие манящие запретные отношения. Про это написано куча книг и снят миллиард фильмов. Майкл Питтерс приметил меня сразу. Я это почувствовала. Тогда мы трудились над костюмами для постановки по придуманной Майклом и студентами пьесе…
В общем, всё довольно тривиально. С виду. Подумаешь, женатый преподаватель и трепещущая перед ним студенточка. Да, к слову, Майкл тогда был красивым мужчиной. Наверное, он и сейчас неплохо выглядит. Высокий, подтянутый, с большими темными глазами и вьющимися русыми волосами. Как и все мерзавцы, Питтерс любит заливать. Сладкие песенки о том, как я ему дорога. Болтовня о том, как осточертела ему жена, и что, мол, их брак давненько трещит по швам. Союз, где нет ни детей, ни гармонии, ни обоюдного желания. Короче, тривиальное бла-бла-бла для неопытных девочек…
Тогда мне не казалось это пустым трепом. Наивная, глупая дура, отдавшая ему невинность в кабинете, что располагался в углу авансцены. Душная комнатуха без окон. Крошечный потертый диван.
Майкл, этот «великий постановщик» из занюханного колледжа, любил прелюдии. Поэтому перед первым моим разом старался как мог. Теплое шампанское, от которого у меня скрутило пустой желудок, бумажные стаканчики, остывшая пицца, которую он великодушно заказал для меня, полагая, что нищие студенты обожают острую пепперони с сыром. Я не притронулась к той пицце. Во-первых, из-за волнения, а во-вторых, из-за боязни, что у меня скрутит кишки еще сильнее. Мда, это только в любовных романчиках лишение девственности — волшебное действо на шелковых простынях. В действительности же всё куда порочнее, грязнее. По крайней мере, в моем случае…