— Ты тварь! — прошипел МакНил, выждав какое-то время. — Я не спал всю ночь из-за тебя.
«Я», «не спал». Природный эгоизм. Мысли только о себе любимом. Джонни рычал на меня, сузив глаза. Он не сразу поинтересовался, где я пропадала. Пришлось частично наврать, что напилась из-за увольнения и решила заночевать у Шайлы, так как до ее дома было ближе от кабака. А телефон, мол, забыла в баре.
В мобильном Джонни не было ни номера моей коллеги, ни номеров моих родителей, с которыми я почти не общалась. Поэтому, случись что со мной, он бы физически не смог разузнать, где я. Скрываюсь ли у приятельницы или сбежала ли к родокам. МакНил не удосужился вбить в телефон контакты кого-то из моего круга. Но при том Джонни выставлялся таким оскорбленным, будто он — сама невинность, ангел во плоти, живущий с дьяволицей. Он орал, что я шлялась, гуляла, наверняка занималась грязными делами, что я алкоголичка. МакНил обвинял во всем том, к чему сам был склонен. И, с большой вероятностью, тем самым и занимался, затем придумывая небылицы и глупейшие отмазки.
И до меня дошло! Джонни поганым нутром почуял: что-то в моей жизни тихонечко, без его ведома, меняется. Приезд Натанзона, который всё сильнее затягивал в какие-то странные игры, впутывал в неприятности. Он то будто подталкивал к чему-то, то давал болезненного пенделя.
Джонни бесило, что я становлюсь ему неподконтрольной. Что живу не только его никчемной жизнью, выступая в роли как обслуги, так и любовницы. Вдруг вспомнилось, что мне всего-то двадцать пять лет, а я превратилась в какую-то тетку с потухшим взглядом и непроглядной серостью как в душе, так и в укладе жизни. Цветение, лучшие годы, молодость, прикольные развлечения и дальние поездки, новые знакомства, интересы и внимание мужчин, в конце-то концов! — всё это я обменяла даже не на пустоту, а на угнетение, вечные тычки и претензии. И мои и без того потрепанные нервы не выдержали!
Я сказала Джонни, что наши отношения давно зашли в тупик. Что он не любит меня и никогда, видимо, не любил. Я высказала ему в лицо, что давно не хочу его. И давненько потеряла надежду на то, что он в состоянии пошевелить хоть пальцем ради нашего общего будущего. Не способный на поступки МакНил. Эгоист, лентяй, вечно перекладывающий ответственность и вину на других. Корящий всех вокруг за собственную недоделанность.
Джонни чуть не придушил меня в то ранее пасмурное утро…
И это не преувеличение. Синяки на моей шее — следы от того, что МакНил не поскупился на ответ. Его фирменный ответ на мои правдивые слова.
Но. Он, слава богу, ушел. Я не плакала. Покинуть пустую холодную квартиру, вернуться в ресторан «Авис Рингс», присесть за столик и поведать Натанзону о том, что проявила смелость — вот чего втайне хотелось.
Конечно, ни в какой ресторан я не пошла. И вовсе не из гордости, а потому что, во-первых, на моей шее красовались синяки, а ни одной водолазки в моем гардеробе отродясь не водилось, а во-вторых — заявиться к Натанзону казалось чем-то сродни мольбе о сближении. Строгое лицо Натанзона, его резкость и серьезность. Плюс, мои ночные выходки. Нет! Я просто не могла завалиться к нему в заведение…
Глава 27
Я быстро подыскал место работы. Не бог весть какая зарплата, зато официальное трудоустройство на должность бухгалтера. Греческий ресторан «Персей». Некогда популярное заведение в хорошем месте с высокой проходимостью. Ключевое слово тут именно «некогда». Я прошел-таки собеседование у старого брюзги и самодура мистера Калакиди. Он почти не выспрашивал про мои знания и навыки, зато битый час скулил, что в мэрии города работают уроды, которые направо-налево выдают разрешения на открытие новых точек питания в округе. Мол, раньше всё было по-людски; народ валил толпами в «Персей», а прибыли было столько, что хоть жопой жуй.
Я слушал его разглагольствования, а сам поглядывал по сторонам, вставляя редкие комментарии из серии: «Да, сэр, вот были деньки», «понимаю вас», «беспредел властей, да». На деле же стало ясно, почему бизнес грека находился в заднице.
Деградация. Он сел на лошадку по кличке «Персей» и решил, что спина животного выдержит как разъевшегося наездника, так и телегу, груженую его ленивой родней. Он понабрал абы кого на должности и места, на которые требовались профессионалы. Поначалу весь бизнес держался на его жене. Домашняя кухня и несколько помощников-поваров — в принципе, неплохая концепция. Но жена грека умерла, и мистер Калакиди растерялся, хотя, судя по его высокомерному поведению, считал себя великим бизнесменом и ресторатором.