— Тогда я, окей, — раздался голос монстра. — Да-да, Авраам заплатил мне за то, что я пригласил тебя на свидание. Чтоб я трахнул тебя, крошка.
— Врешь! — прорычал Ави.
Я продолжала смотреть на Ави, редко моргая. Шок! Оторопь! Мои губы затряслись. Неужели это правда?
— Не вру, не вру. Именно твой трахарь и заплатил. Вот такая ирония. Так что по поводу женитьбы, считай, что Авраам соединил нас, и я приглашаю тебя, Ави, на свадебку, если, конечно, ты останешься в живых. И, кстати, Ав-ра-ам, — протянул издевательски монстр. — Кроме тех ста баксов я не потратил на нее ни цента из тех денег, что ты кидал на карту. Вот так-то! И я правильно сделал, потому что грязная шлюшка не достойна хороших подарков.
Я почувствовала, как монстр приблизился вплотную сзади. Холод. МакНил поглаживал меня между ног дулом пистолета. Я вздрогнула и зажмурилась от ужаса и грязи происходящего. Чудовищные мысли!
Я больше не смотрела на Натанзона. Я чувствовала, знала, что МакНил на сей раз не врет. Если бы не Натанзон, то, возможно, мы бы не начали встречаться с Джонни, наши дорожки не пересеклись бы. И я бы не стояла теперь голой в позе собаки на запятнанной матрасе в ожидании того, что монстр отымеет меня сперва дулом пистолета, а затем оттрахает членом, выпустив в финале миллионы сперматозоидов в растертое и болезненное влагалище. В то время как Натанзон будет смотреть на ужасный акт…
Бруклинский мост. Не самый худший вариант покончить с собой. Но быстрее просто сброситься с высоты многоквартирного дома, в котором те двое мучили меня. Да, я решила, что всё закончится именно так: бросок вниз с четырнадцатого этажа.
— Благослави нас на брак, еврей, — бросил Натанзону монстр. — Ну же!
— Отпусти ее! — попросил второй монстр шепотом.
— Ну уж не-е-ет! Ты прав, она моя собственность, и я собираюсь доказать это…
Прикосновение мерзких лап МакНила. Он поглаживал мои бедра, потеревшись о половые губы своим твердым членом через боксеры. Да, чудовище было возбуждено до края.
— Нет! — выпалил второй монстр, с силой долбанув по какому-то предмету…
Глава 41
Для меня, Уны и ублюдка Джонни — всё сошлось в одной точке. У МакНила был свой план, разительно отличающийся от моего. И, в отличие от Уны, которая приготовилась к худшему и смирилась с уделом жертвы насильника, я как раз-таки не смирился.
Мой единственный шанс!
Примерно десять футов отделяли меня от психа, который уже приспустил белье… Ровно семь футов высоты шкафа. Расчеты. Максимальная собранность. И потертый баскетбольный мяч, что пылился на верхотуре той старой мебели.
Я дождался, когда ублюдок наконец соизволит навести дуло револьвера на меня. Умереть, но не дать психу сделать с Уной те страшные вещи! Я знал, что после такого она не оправится. И даже если решится засадить его в тюрягу, то будет бояться урода, с содроганием ждать освобождения, а еще Уна будет уничтожать себя любыми возможными способами. Она просто не справится, не сможет забыть о чудовищных вещах, которые сделал с ней подонок у меня на глазах.
Грязь, унижение, изнасилование, возможный залет от Джонни. Аборт или рождение нежеланного ребенка от насильника. Я не знал, что бы выбрала Уна. В любом случае я не собирался допустить этого.
Не при мне, не на моих глазах!
Уж лучше получить пулю в башку, но не видеть. Лучше лежать в холодной могиле, чем наблюдать, как Уна рушит себя после чудовищного акта мщения МакНила.
Машина. Слаженный боевой механизм — вот кем я был в тот момент, когда намеренно шарахнул по шкафу с целью разбудить, привести в движение запылившийся мяч. Жизнь или смерть. Всё зависело от реакции Джонни…
Благословенный мяч столкнулся с паркетом и подскочил футов на пять вверх. Примерно на высоту моего роста.
О да! Как уже упоминалось, я мастер по трехочковым броскам. И логично предположить, что я шикарно забиваю элементарные двухочковые.
На мгновение отвлекшийся, сбитый с толку ублюдок…
Мяч обрушился на башку МакНила с такой силой и скоростью, что он даже пикнуть не успел. Я вложил в тот удар всё, что скопил в душе по отношению к психу.
Джонни лежал в отключке с рассеченной бровью. Море кровищи. Матрас впитывал расползающиеся алые пятна.
Уна, господи!
Ее истерика! Она рыдала так, что ее бледное худенькое тельце ходило ходуном и содрогалось от крупной дрожи. Она ведь готовилась к худшему, и в ней тоже, как и во мне, скопилось столько, что выплеск пришелся именно на тот момент, когда я побежал к чемодану, чтобы достать что-то из одежды.