Кир был совершенно мокрый. Я подумал, что и бельё у него, скорее всего, тоже мокрое. "До нитки" называется. Да, я – мудак! Он почти сидел на ограждении, опершись на него руками, сгорбившись, втянув голову в плечи. Сумка валялась у его ног.
- Кир...
Что говорить? Он вскинул голову, глаза расширились – увидел, понял. Потушив узнавание во взгляде, и обняв себя, снова замер, сидел и смотрел на меня. Смотрел никак, как на пустое место.
- Кир, залезай. Я отвезу тебя, куда скажешь.
Никакой реакции.
- Кир, поздно уже, дождь, залезай. Не оставаться же тебе тут на всю ночь. Не глупи!
Никакой реакции. Неужели я так его напугал? Или он настолько ненавидит меня?
- Забудь, я тупо тогда пошутил. Я ничего тебе не сделаю. И разговаривать не буду. Обещаю.
Это было бессмысленно – как со столбом разговариваю. Я вышел из машины, обошёл её и остановился рядом с Киром. Вгляделся в него: по лицу стекали капли, его била дрожь, даже губы подрагивали. Я слышал стук зубов. Трогать его я не решился, поднял сумку.
- Пойдём, - мотнул сумкой к машине, приглашая.
Реакции ноль. Смотрит на меня, стучит зубами и не двигается. "Ну, хоть не бежит" – подумал я и, взяв его за ткань рукава, потянул к машине. Брать его за руку, касаясь кожи, мне было страшно. Он не пошёл, он просто переставлял ноги туда, куда я его тянул. Ну, так тоже хорошо. Открыв заднюю дверь и закинув в неё брезентовый мокрый куль, я повернулся к парню. Трясущиеся губы. Хотелось провести по ним пальцами, стирая дождь. Нет. Не трогать его. Он запросто может сорваться – мокрый, усталый, замёрзший.
Отступив от дверцы, подталкиваю его в спину:
- Залезай. Там тепло. Согреешься, - Кир деревянно согнувшись, забрался вовнутрь.
Мне казалось, что любой громкий звук может спровоцировать его на очередную глупость, и я постарался тихо закрыть дверь (всё! я с ним параноиком стану), потом метнулся к багажнику – где-то там было одеяло, что Сашка использовал, когда с очередной доступной куклой уезжал на природу. Нашёл! Твою мать, что это за альковный аксессуар? По всей видимости, шёлковое, с большими бордовыми цветами – это был венец творения текстильной промышленности, а не обычный стёганый инвентарь для сна.
Я снова открыл заднюю дверь и положил его рядом с Киром.
- Укройся, согреешься, - он смотрел прямо перед собой. Я даже не понял, слышал ли он меня.
Сел за руль, тронулся. Печку – до отказа, максимум – на задние сиденья. И куда мне ехать? Обратно в город или до С***? Бросил взгляд в зеркало: сидит, всё также неподвижно уставившись в никуда, к одеялу даже не притронулся. Если я его сейчас спрошу, то он вряд ли ответит. Согрелся? Нет, так не пойдёт. Останавливаюсь.
С переднего сидения я не дотянусь, поэтому опять пришлось выйти в дождь. Рубашка на плечах была насквозь, мокрая ткань неприятно холодила спину, туфли ещё крепились, но их хватит ненадолго. Открыл ту дверь, что к нему ближе всего, упираюсь коленом в сиденье и, стараясь не касаться Кира, пытаюсь укрыть его. Что-то получилось изобразить, но плохо: одеяло шёлковое – скользило. От моих движений он отмер и, повернув голову, внимательно посмотрел на меня. Мне так хотелось коснуться его... Руку, что продолжала держать одеяло, чуть не сводило, от напряжения. Подворачивая ему под ноги это стёганый разврат, я боролся с собой из последних сил. Кир всё так же смотрел на меня. Закончив с одеялом, я, всё-таки не выдержав, провёл рукой по его волосам, чуть задержавшись на затылке, мазнул пальцами, как при массаже и убрал руку. Посмотрел на него – ничего не изменилось. Кир как заледенел в той же позе, с тем же выражением на лице.
"Может у него тихая истерика? И что надо делать?" В голове заметались разные варианты: стакан воды, по щекам, нашатырь... Нет, бить его по лицу я не буду, воды на нём и так полно, нашатырь не полезу сейчас искать в аптечку, может, его там и нет. Что предпринять, я не знал.
У него, наверное, и ноги промокли... Я стал припоминать, что у него было сегодня на ногах. Кеды! Да там же воды по колено, в этих кедах! Сполз руками ниже, протянулся к его ногам и на ощупь попытался снять обувь. И тут я почувствовал движение – Кир двинул ногой. Вот и хорошо. Я распрямился, провёл снова по его волосам и сказал:
- Сними обувь, будет легче, да и согреешься быстрее.
Кир всё также смотрел на меня, но я почувствовал, что он делает попытку подтянуть ноги к себе ближе... Оттаял? Очнулся?
Я предпочёл вернуться за руль. Надо ехать.
Въехав в посёлок, я сообразил, что те, к кому он ехал, скорее всего, уже спят. Да и адрес он мне так и не назвал. Раньше я не стал спрашивать, а сейчас не рискнул – рассчитывал, что Кир заснул. Надеялся на это.
Развернувшись, я выехал назад на шоссе. Кажется, я видел где-то здесь, перед поворотом в посёлок, съезд. Да, вот он. Съехал с дороги. Через метров двести остановился. Небольшой лесок. Годится.
Дождь закончился. В машине не продохнуть от жара и влаги. Тропики. Воздух тягучий. Невозможно дышать. Выключаю печку, приоткрываю окно. Набираюсь смелости повернуться к нему. Раз не протестовал, что уехали, значит, точно спит. Лежит на заднем сидении, сжался в комок, сверху что-то невообразимое намотано из цветастого одеяла. Шедевр! Взбираюсь на своё сидение, встав на колени, тянусь к нему. Очень сомневаюсь, что проснётся, поэтому смело вытягиваю из-под него это двуспальное постельное недоразумение, стаскиваю, разматываю – расчехляю Кира. Когда уже кончится это самое одеяло? Сашка на нём тройнички что ли устраивает? Решаю включить маленький свет.
Это хорошо, что я остался на своём месте, не вылез из машины и не выколупываю его из одеяла, стоя рядом с ним. Он отгорожен от меня спинкой. Не-е-ет, это я от него отгорожен, загорожен, закрыт, заперт. Чтобы не достал, чтобы не...
Вот и ладненько. Укрыв парня нормально и сняв, наконец, с него мокрые резиновые тряпки, что с утра назывались кедами, я развернулся и нормально сел на своё сидение. Время два двадцать три. Надо спать. Везти Кира назад в город я не рискнул – он же зачем-то сюда ехал. Может дела какие? Да и его городского адреса я не знаю.
Задумался... Мне на работу завтра. Уже сегодня. Успею. Ставлю будильник на восемь – надо поспать.
Я раскинул своё сидение, чтобы получилось что-то вроде временного лежбища. Эх, неудобно! Хотя и за то спасибо – всяко ж лучше, чем спать сидя. Сон не шёл. Я смотрел на тёмные очертания леса впереди. В открытое окно залетали заблудившееся крупные капли уже закончившегося дождя. Надо сделать щель поменьше, а то Кир от таких брызг проснуться может. Оставив щелочку в пару сантиметров, повернул голову к Киру. Лицо спокойное, волосы тёмные от влаги, слипшимися прядями лежат на лбу. Резинку с волос потерял? Всего лица не видно – это я так закрутил его в одеяло. Привстаю. Ближе, ближе, вот уже и рукой можно достать. Сейчас коснусь его лба, проведу по брови, потом по виску, к уху, шея, где бьётся, где стучит...
А если отодвинуть одеяло и наклониться близко-близко к нему, то можно почувствовать его запах...
Нет, не коснусь, не проведу и не почувствую под своей рукой его напряжённо стучащую венку. Руку дёргаю к себе, именно дергаю, иначе не сдержусь, если будет шанс задержаться около него хоть на секунду. Ложусь снова на своё место, но так, чтобы видеть его.
Почему я не слышу, как он дышит? Все звуки уходят в одеяло? Я снова привстаю, клятвенно заверив себя, что только отогну кусочек одеяла, чтобы нормально проходил воздух. Вдох-выдох, оттягиваю одеяло чуть ниже рта и сразу – на место. Смог.