Сколько себя помню, я был помолвлен с Батильдой. Обычное дело среди знати. Династический брак, выгодный двум могущественным семействам. Я и не думал возражать.
Многие говорят, что моя невеста красива. Наверно, это правда. Но я так и не научился думать о ней как о любимой девушке и будущей жене.
Просто как-то привык к мысли, что мы должны когда-нибудь пожениться.
Но этим летом я встретил Жизель.
Она шла работать на виноградник, окруженная стайкой других девушек. С ними были несколько парней, да ещё парочка зрелых матрон, которые, по-видимому, следили за порядком среди озорного молодняка.
Я приостановил коня, пропуская их. Отчасти из вежливости, в большей же степени - чтобы получше разглядеть девушек. Ведь известно, что в этом благословенном краю лесов и виноградников много красавиц.
Она прошла, оживлённо болтая с подругами, а я продолжал стоять, как вкопанный.
Стройная юная брюнетка в простом холщовом платье беззаботно смеялась, радуясь своей выдумке - вплести в косу полевые цветы. Вслед за нею и другие принялись рвать маки и васильки. Из-за этого все остановились недалеко от меня, и я смог ещё несколько минут любоваться ею.
У нее самые прекрасные глаза на свете - темные, как спелые сливы, и удивительно густые ресницы. Маленький аккуратный носик, свежие яркие губки, а личико - в форме сердечка. Простенький корсаж подчеркивал тончайшую талию, на которой так хотелось сомкнуть ладони.
Несколько дней юная крестьянка не выходила у меня из головы.
Я велел разузнать о ней, что возможно.
Мне сообщили, что живёт она с матерью-вдовой и, несмотря на весёлый, живой нрав и любовь к танцам, славится строгим поведением.
Решение познакомиться с нею пришло внезапно, но было твердым, как гранит. Тщетно мой оруженосец Вильфрид, это воплощение здравого смысла, разубеждал меня. Отказаться от знакомства с девушкой, когда я впервые в жизни так этого жажду? Ну уж нет. Все мои женщины были красивы, но так желанна - только она, случайно встреченная безвестная Жизель. Я должен был разгадать ее секрет. Узнать, как она пленила меня. И тоже ее пленить.
Мы стали видеться почти каждый день. И мне все труднее было уходить от нее по вечерам.
Она оказалась не только красавицей. Она нежна и добра, а сердечко ее открыто для самых тонких чувств. Будь это не так, я удовлетворился бы несколькими встречами на деревенских вечеринках и забыл о своем очередном капризе.
Вильфрид время от времени пытался вернуть меня с небес на землю. Конечно, из самых лучших побуждений.
Но я не желал ничего слушать.
Ведь мы с Жизель уже признались друг другу в любви! Что могло быть важнее этого?
Оставить Жизель? Зачем, если нам так хорошо вместе?
Я все равно не смогу на ней жениться? А кто сказал, что любовь и брак обязательно надо смешивать?
Все зайдет слишком далеко, и она может узнать правду? Но ведь я осторожен. И кто сказал, что, узнав, она не простит меня? Я и сам ей во всем признаюсь!
Я не лгал и о признании действительно думал. Но пока я решал, как это сделать, не причиняя ей лишней боли. Теперь-то, когда я познал боль сам, я понимаю, каким был глупцом. Как это - убить, не причиняя лишней боли? И какая боль может считаться необходимой, а какая - лишней? Такая бывает?
Как оказалось, бывает.
Я узнал три дня назад, что лишняя боль способна убить.
Праздник урожая в наших краях всегда удивительно красив и проходит так весело, как нигде. Столько молодого вина, смеха, песен и музыки, столько танцев и игрищ, столько нарядных, оживленных молодых пар вы нигде не услышите и не увидите.
Королевой праздника избирают самую красивую и милую.
На этот раз венком - символом королевы - увенчали темную головку Жизель.
Девушка была так счастлива и горда, что при всех обняла меня. Под радостные крики ее подружек и парней я склонился к личику Жизель и поцеловал ее.
- Да здравствует королева урожая! - закричали сразу несколько весёлых голосов.
Но один голос, как рев быка, перекрыл все остальные.
- Она не может быть королевой! Пусть убирается и оплакивает свой позор!
Жизель недоуменно и испуганно оглянулась в ту сторону, куда смотрели все.
Разумеется, это крикнул Иларион.
Он проталкивался через толпу прямо к нам.
Я подумал, что убью его. Живя под именем простого парня Лойса, я не мог носить шпагу, но кинжал за поясом у меня был. У него - почти такой же. Силы будут равны.
- Ты, Иларион, так долго прожил в лесу среди зверей, что и сам одичал, - воскликнул я. - Пора тебя проучить!
Но тут я увидел, что у него в руке моя шпага.
Ну конечно, этот мерзавец следил за мною. Влез в дом, где я жил, и нашел доказательства. Не надо было недооценивать его.
Лесник картинно взмахнул моим оружием, и миланский клинок со свистом рассек раскалённый воздух.
Эта шпага была подлинным произведением искусства, и такой второй быть не могло. Ее изготовил для меня сам Помпео Кьеза.
- Назови свое настоящее имя, Лойс! - орал Иларион. - Скажешь, это не твоя шпага?
Толпа возбуждённо зашумела. Наверно, эти люди хотели знать правду.
Но я видел только Жизель.
- Скажи, что это ошибка, Лойс! - молила она, не выпуская моих рук. - Милый, не сердись на Илариона, он сам не понимает, что говорит! Я ни на секунду не поверила...
- А зря! - рявкнул лесник.
Сквозь толпу уже пробиралась мать Жизель. А с другой стороны люди почтительно расступались, пропуская герцога и Батильду.