Нога болела, оковы слишком сильно сдавливали её, а цепь тихо звенела при каждом движении. Он ненавидел этот звук, но не мог от него избавиться. Всё, что он мог — это сидеть на одном месте, чувствуя, как затекают ноги, и представлять, что всё это просто сон. Живот неожиданно заурчал тихо и жалобно. Он не помнил, когда ел последний раз. Здесь не давали еду, в последний раз его хорошо кормили перед аукционом, когда нужно было, чтобы он выглядел подороже. Мальчик тогда ещё не понимал, что происходит, отказывался есть и надевать красивую одежду. Сейчас он об этом жалел. Может быть, его взял бы кто-то другой, а может и не взял бы, но он был бы не таким голодным.
Диппер слабо дёрнулся и перевёл взгляд в сторону. Рядом с ним сидело ещё много детей, но никто из них не хотел разговаривать. Впрочем, как и он. В тишине легче представлять себе что-то другое, а тем для разговора толком и не было. Может быть, кто-то предложил бы составить план побега… Он был бы очень глупым ребёнком. У них не было шанса сбежать, они были прикованы цепями к стене. Голодные и уставшие. Они не смогли бы повалить даже одного взрослого, не говоря уже обо всех охранниках.
«Диппер, ты опять спрятался в подвале?» — спрашивала Мэйбл, тихо хихикая и крадясь по ступенькам.
Он всегда боялся подвала, там было темно и сыро. Пахло какими-то странными травами, было много пакетов с вещами и старыми игрушками. Родители не любили выбрасывать вещи. Мама всегда очень расстраивалась, когда не могла что-то найти, боялась, что это мог кто-то выкинуть. Папа же просто считал, что всё это может когда-нибудь пригодиться, никто с ним не спорил. Однажды Диппера случайно заперли внутри, и он очень долго плакал, боясь воображаемых монстров. Когда его нашли, мама долго обнимала его и тихо напевала что-то, успокаивая. Диппер до сих пор помнил её встревоженное лицо и облегчение, когда она заметила его заплаканного в углу. Ещё он помнил приятный запах её шампуня и мягкие руки, которыми она без конца поглаживала его по голове. Мэйбл тогда смеялась над ним, называя его плаксой, а он не обижался на неё, слушая мамины рассказы.
Диппер вздрогнул, услышав лязг цепей, но тут же успокоился, поняв, что никто не пришёл. Некоторые умудрялись засыпать, а вот он не мог. Каждый раз, закрывая глаза, он видел удаляющуюся Мэйбл и понимал, что она не вернётся. Они не успели его спасти. Диппер не оставлял надежд, что они найдут его, но в глубине души он понимал, что он уже не в своём городе, не рядом со своим домом и полиция не сможет найти это место в ближайшее время, даже если им будет очень везти. Иногда он думал о том, что случилось бы, если он побежал бы первым, если оставил бы сестру позади. Что он сказал бы родителям? Смог бы он жить с мыслью, что никогда больше не увидит её, что она исчезла из-за него? С каждой проведённой здесь минутой, он всё больше задумывался об этом.
С другой стороны, они хотя бы были живы. Слабое утешение, но всё же лучше, чем ничего. Он обязательно справится и выживет. Или, хотя бы, постарается продержаться как можно дольше. За ними приходили не часто, но каждый раз, когда кого-то забирали, все понимали, что для него это конец. Обычно забирали детей с самой красивой и интересной внешностью. Они забирали их и иногда возвращали обратно. Эти дети сидели на своём месте, покачиваясь из стороны в сторону и цепляясь за свою порванную местами одежду. Они не отвечали на вопросы, просто не отрывали пустых взглядов от стены, отказывались есть и отшатывались, когда их касались. Диппер не спрашивал их о том, что же там было, он слишком боялся узнать это. Однажды он чуть не умер от страха, заметив на себе оценивающий взгляд одного из смотрителей, и с того момента стал постоянно прятаться в тени и старался выглядеть как можно хуже и неопрятнее.
«Диппер, вылезай из-под кровати, я тебя заметила!» — вновь прозвучал голос сестры, которая лезла за ним под кровать родителей.
В комнате мамы и папы всегда было интересно. Мебель там казалась такой большой и странной, каждая вещь загадочной и интересной. Они часто соревновались, выдумывая разное значение самым обычным вещам. Иногда он выигрывал, но чаще ему просто приходилось признавать, что фантазия его сестры была просто невероятной, ведь она никогда не опиралась на логику и не пыталась объяснить свои идеи. Она просто придумывала что-то, и это оказывалось очень интересным. Диппер как-то раз упал на дороге, разбив коленку до крови. Мэйбл тогда придумала очень интересную историю, сказав, что он станет рыцарем и его первое задание не заплакать, когда мама будет обмазывать ранку йодом. Диппер тогда не заплакал, правда, рыцарем он от этого не стал.
Мальчик закрыл глаза, не в силах больше терпеть эту усталость. Его глаза болели, а голова просто трещала, отказываясь работать. Наверное, будь он сейчас дома, то выпил бы кружку горячего молока и попросил маму спеть колыбельную. Нет, он не был настолько маленьким, что ему нужны были колыбельные, чтобы заснуть. Просто ему всегда нравилось, как пела его мама. Её голос был мягким, успокаивающим, казалось, что она какая-то дриада из волшебного леса, потому что Диппер всегда видел её такой волшебной. Для него она была самой красивой и доброй в мире, и сейчас больше всего на свете он хотел подойти к ней, сказать, как он её любит, извиниться за всё и спросить, не нужна ли ей помощь.
***
Воспоминания были очень смутными, очевидно, мальчик плохо понимал происходящее вокруг. Многие из них были повреждены настолько, что невозможно было что-то разобрать. Их было много, и все они были довольно однообразными. За одним лишь исключением — с каждым разом детей вокруг становилось всё меньше. Они исчезали один за другим, в то время как Диппер прятался в тенях и тихо умолял всех богов, чтобы его не трогали. Он хотел быть героем, хотел выйти первым и спасти остальных, но он боялся смерти, боялся того, что может с ним случиться. Дети вокруг исчезали, и с каждым днём их становилось всё меньше и меньше, пока, наконец, мальчик не остался один.
Он плохо помнил этот день. Просто в какой-то момент промелькнуло осознание, что рядом с ним никого не осталось, что кроме него больше некого забирать. Тогда он впервые за долгое время заплакал, потому что прекрасно понимал — скоро он исчезнет тоже. Диппер обещал себе не плакать, уверял себя, что на его глазах не появится слёз, но теперь в этом обещании не было смысла. Теперь его надежды померкли окончательно. Он боялся, почти не мог дышать от страха и душащих его слёз. Ему оставалось надеяться лишь на то, что про него просто забудут, что его не заметят и пройдут мимо, решат, что никого не осталось. Ему было всё равно, будут ли его кормить. Он просто хотел пожить хоть ещё немного.
Дверь тихо скрипнула, и послышались шаги, в следующую секунду в тёмное помещение ворвался луч света, освещая холодные стены и пустые клетки. Диппер задержал дыхание, замер, стараясь не двигаться и не издать ни звука. Его надежды рушились с каждым шагом смотрителя, который точно знал, где сидит мальчишка.
Они знали, что он остался один, знали, где он и пришли за ним. Осознание этого заставило надежды мальчика окончательно рухнуть, с громким треском порвалась вера в чудо. Диппер боялся смерти, он очень хотел жить. Мальчик прижался к стене, вцепился в неё руками изо всех сил, прижал ноги к телу и отодвинул цепь подальше. Хоть пару секунд, даже если его упрямство не выиграет больше минуты — он всё равно будет жить на минуту дольше. Это стоило того, чтобы сжать зубы и готовиться к сопротивлению.
Мужчина с ключами на поясе раздражённо проворчал себе что-то под нос и рявкнул, приказывая мальчику вылезти. Тот лишь сильнее вцепился в железные прутья, не собираясь так просто сдаваться. Смотритель явно был недоволен, и Диппер пожалел о своём решении, совершенно забыв, что руки мужчины достаточно длинные, чтобы дотянуться до цепи. Мальчик сжал зубы, надеясь, что не заплачет снова, потому что его нога тихо хрустнула, отзываясь невыносимой болью. Он не знал, что в тот момент произошло с его лодыжкой, но ему было всё равно, он думал лишь о том, как заглушить боль. Шатен тихо простонал, когда его силой вытащили из клетки, больно ударив какой-то палкой по спине. «Нужно было слушаться…» — промелькнуло в сознании, но Диппер не обратил на это внимание. Он будет сопротивляться, потому что всё, что ему остаётся, это оттягивать время ради пустых надежд.