— Итак, дорогие мои, — начал он, обведя сгрудившихся вокруг него студентов добрым взглядом из-под кустистых бровей, — как назывался раньше памятник, возле которого мы стоим?
— Амфитеатр Флавиеев. — послышалось несколько голосов.
Преподаватель одобрительно улыбнулся.
— Совершенно верно, начало и конец строительства пришлись на правление императоров этой династии. А вы помните, кому пришло в голову возвести это сооружение, и что его вдохновляло?
Дефне, стоявшая к нему ближе всех, закивала головой, привлекая его внимание, об этом она читала множество раз и даже смотрела документальный фильм, посвященный постройке Колизея.
— Если мне не изменяет память, император Веспасиан начал его строительство, решив реконструировать центр Рима и упрочить свой культ.
— Браво, прекрасная сеньорита. А какой это был год, помните? — улыбнулся он, и так как она смутилась и ответила отрицательно, он сам ответил на свой вопрос. — Шестьдесят восьмой от Рождества Христова. Друзья мои, запишите себе где-нибудь или просто зафиксируйте в памяти, что Колизеем это сооружение стало называться только после восьмого века. Название нынешнего символа Рима происходит от какого языка? — мужчина оглядел молодые лица и подбодрил их. — Ну... Это знают все...
Люк, парень из Парижа, учившийся в их группе, засмеялся.
— Конечно, латынь! Вроде в переводе это означает колоссальный, громадный, короче, что-то очень, очень большое.
— Да уж. — согласился сеньор Луиджи. — Этот самый большой амфитеатр античного мира вмещал в себя когда-то до пятидесяти тысяч человек и строился на протяжении восьми лет. Но, давайте-ка пройдем вовнутрь.
Через один из многочисленных входов они прошли за стены сооружения и остановились на несколько минут, рассматривая остатки былого великолепия и представляя, как величественно и одновременно пугающе выглядело всё это в своё время, многие из них вспомнили сцены из фильмов про гладиаторов: огромная арена и на ней дерущиеся насмерть люди, оспаривавшие друг у друга право на жизнь, а на трибунах орущая толпа, решающая участь поверженных. Им разрешили пройти в подвальные помещения, передвигаясь не спеша, преподаватель останавливался возле некоторых из них, красочно описывая события, которые эти стены видели много веков назад.
— Вот здесь гладиаторы ждали выхода на арену. Представьте, на скамьях молодые мужчины проводили, возможно, последние минуты жизни. Наверное, эти каменные стены до сих пор хранят их отчаяние и безумную надежду оказаться счастливчиком и уцелеть.
Чуть дальше они видели выходы, по которым обреченные на смерть люди выходили на арену, а также закутки, где были подъёмники для животных, своеобразные лифты, доставлявшие их наружу. Бельгин и Дефне испытывали двоякое чувство, с одной стороны ‒ трепет от нахождения в месте, о котором читали и которое неизменно присутствует почти во всех художественных и документальных фильмах о Древнем Риме, с другой стороны, атмосфера, царившая в этих полуразрушенных холодных стенах, казалась им тягостной, и, выйдя на открытое пространство, они вдохнули полной грудью утренний воздух города.
Их гид оглядел студентов, судя по беззвучному движению губ, мысленно их пересчитывая, и продолжил рассказ.
— Колизей долгое время служил главным местом для увеселительных зрелищ всякого рода, очевидно, вы в курсе, что кроме гладиаторских боев, здесь проводили звериные травли и морские сражения. — он помолчал и, вздохнув, добавил. — Но эти трибуны видели и более постыдные сцены.
Молодые люди закивали головами, понимая, что имеется ввиду: казни христиан, принявших мученическую смерть на арене амфитеатра, навсегда обагрили это место кровью.
— Да... — задумчиво произнес сеньор Луиджи. — О tempora o mores!* — процитировал он слова Цицерона. — И за это Колизей расплатился сполна запустением и опустошением в результате нападения варваров. Он пострадал во время землетрясения в четырнадцатом веке и использовался горожанами, как строительный материал при постройке других зданий. Кто остановил дальнейший разбор этого сооружения? Ну-ка...