Но самое забавное, что сокровища скупердяя-прадеда существовали на самом деле и в конце концов обнаружились. В семидесятых, когда, освобождая место для нового здания, сносили дом старого Рахмина, бульдозерист ударил по стене и… Все было именно так: разбитый кувшин, драгоценности… Бульдозерист сдал их властям и получил свою долю. А родственникам не досталось ничего.
Коврик, который помог маме вспомнить о текинском ковре, я с того дня очень полюбил. И уже не забывал выливать воду из баночки. Коврик лежал у моего письменного стола много лет, до тех пор, пока мы не уехали в Америку.
Глава 51. Весёлая ночь под урючиной
В носу защекотало, я чихнул. Щеки и шея чувствуют нежное поглаживание. Сквозь сон кажется, что это дед Ёсхаим, поправляя одеяло, щекочет меня своей бородой. Так приятно, так ласково… И сразу же начинает сниться, что я лежу в теплой ванне, наполненной мыльной пеной, и эта пышная пена, ее радужные пузырьки, скользят по моему лицу, лопаются, щекочут…
Но тому, кто так деликатно занимался моим пробуждением, уже надоела эта забава. Я дернулся от толчка в бок, охнул, присел – и тут же чья-то ладонь зажала мой рот.
– Тш-ш-ш… Не ори, Рыжий!
Юрка – это, конечно же, он – тихонько смеется и сообщает, что ему не спится, а я как заснул час назад, так все дрыхну да дрыхну. Просто смех берет! Как можно спать в такую ночь?
Постепенно приходя в себя и осматриваясь, я в глубине души соглашаюсь с Юркой и злость моя проходит.
… Каникулы. Лето. Любимый старый двор. Мы с Юркой, как обычно, ночуем не в доме, а под урючиной, на топчане возле глиняного дувала. Что может быть прекраснее такого ночлега?
Ночь тихая-тихая. Слышен лишь звон цикад, негромкий, будто и они боятся нарушить тишину и нежно так шелестят в ночной мгле. Свет тусклой лампочки над воротами не доходит до нас, затерявшись в листве деревьев, зато над нами в черном бархатном небе, переливаясь, сияют звезды. Как их много! Миллионы, миллионы миллионов… Они мерцают, словно переговариваясь. Может, не только между собой, но и с нами? Может, это их шелест мы слышим, а вовсе не звон цикад?
– Юрка, слышишь?
– Чего? А-а, цикады… Ну и что?
– Да нет… Это звезды мерцают. Послушай… – Я беру юркину руку, поднимаю ее вверх и начинаю медленно покачивать – в такт этому мерцанию и шелесту. – Слушай…
Несколько мгновений Юрка добросовестно старается понять, чего я от него хочу, потом смеется и вырывает руку.
– Да брось ты!
Юрка – реалист. Если его и интересуют звуки, раздающиеся в ночи, то совсем другие.
Я немного погрешил против истины, написав, что в тишине слышен был только звон цикад. Просто остальные звуки были для меня так привычны, что я их почти не слышал. Например, такие: «чпок-чпок!».
Топчан наш стоит под урючиной. Звездное небо я вижу в просвете между ее ветвями и крышами построек. Мне и сейчас, как в раннем детстве, кажется, что эти ветви поддерживают небесный свод. Само дерево неразличимо в темноте, но я так хорошо его знаю, что и ночью будто вижу его ствол с выпуклыми жгутами на коре, обвивающими, как жилы, могучее древесное тело.
Оно такое мощное, что мне иногда кажется: никогда это дерево и не было маленьким. Оно вовсе не росло, а просто однажды – наверное, вот такой же ночью – выбилось из-под земли, прошило насквозь стену дома. Во все стороны и вверх враз потянулись от ствола корявые, толстые, покрытые листвой ветви. Вышел утром дед Ёсхаим на крыльцо, а дерево стоит. Будто всегда стояло.
Она не только мощная и красивая, наша урючина… Она еще и плодоносит с невероятной щедростью! Летом все ветки буквально усыпаны темно-желтыми с коричневыми точками мелкими абрикосами размером в небольшую сливу. У нас их называют урюком, отсюда – и «урючина». Но как ни называй, сладость и аромат от этого не убавляются.
Сколько же мы с Юркой съедаем за лето урюка! Каждый день – килограммы. Конечно, и черешню, и вишню-шпанку мы тоже не оставляем без внимания, но урюк имеет то преимущество, что за ним не надо каждый раз лазить на дерево. Спелые плоды сами падают на землю. Выходишь утром – а завтрак готов, только подбирай. Правда, нас обычно опережают муравьи и всякая мошкара. Всю эту шуструю компанию мы называем мурашами. Нагнешься – а они уже облепили самый аппетитный урюк! Приходится уступать.
Наставал день, когда бабка Лиза, которая варила из урюка вкуснейшие джемы и прочее, уже не имела сил справляться с этим изобилием. Даже мы с Юркой уставали, переедались. И тогда все широкое пространство, над которым простирались ветви урючины, покрывалось желтым абрикосовым ковром. Нежные абрикосы очень быстро сгнивали. Мухи и мошкара облачками роились над ними. Двор приходилось подметать по два раза в день.