Если нас что и привлекало в новом доме, так это возможность новых знакомств, приобретения новых друзей. А еще – новая парикмахерская, открытая в торце здания.
Сюда-то мы и заглянули сегодня. Колька вспомнил, что завуч сделал ему строгое замечание: оброс, мол, вид у тебя неряшливый. Мы с Эдемом решили пойти за компанию.
Просторная, светлая парикмахерская – она занимала угол здания – была обставлена скромно: всего два кресла и три стула для ожидающих. На тумбочке жужжал вентилятор с резиновыми лопастями, по радио звучала негромкая музыка. Оба кресла были заняты клиентами. Мы уселись на стулья и сразу же превратились в зрителей, приглашенных на интереснейший спектакль. Актеры, то есть парикмахеры, были, как врачи, в белых халатах. Тот, что постарше – он несомненно играл главную роль – ловко орудовал то машинкой, то ножницами. Руки его так и мелькали: вверх, вниз, вправо, влево… Возле кресла он крутился, как фигурист на катке. Толстый живот не позволял ему плотно придвигаться к креслу, он работал, смешно вытянув руки. Может быть, поэтому казалось, что мастер стрижет наощупь, не глядя. Вот-вот срежет клиенту ухо, думал я. Срежет и даже не заметит! Засыплет пудрой. А потом второе отрежет и тоже запудрит. И отпустит клиента. А тот встанет с кресла – и тоже ничего не заметит! Ведь симметрия не нарушилась… Он даже не поймет, что уже оглох (я думал, что именно так происходит, когда отрезают уши), а только мотнет головой – спасибо, мол, хорошо постриг, ничего не торчит… И уйдет…
Второй артист – парикмахер, то есть, – был молодой и не такой шустрый. Видно, еще новичок. Он не торопился и, несколько раз щелкнув ножницами, отступал на пару шагов, внимательно разглядывая голову клиента.
Главный мастер окончил первым. Кресло освободилось. Мастер поглядел на нас и сделал приглашающий жест: прошу, мол… Мы переглянулись. Почему-то стало страшно. Мы вцепились руками в стулья. Будто нам не в кресло к парикмахеру садиться, а ложиться на операционный стол. А доктор, то есть, парикмахер, застыл в ожидающей позе: «Ну-с, кто первый решится?»
Первым оказался я, нисколько того не желая. Просто я сидел посередке, а Колька и Эдэм совершенно неожиданно и коварно столкнули меня со стула… И это – друзья! Но делать нечего, я шагнул вперед, уселся в кресло. И пока парикмахер обматывал меня белой простыней, я мрачно представлял себе, как по ней потечет кровь. А из зеркала на меня глядел испуганный, но довольно симпатичный мальчишка с аккуратной прической, вовсе не обросший. В глазах его была мольба: «Не надо, это ошибка, не того посадили!»
– Как вас постричь, молодой человек? – со снисходительной вежливостью спросил мастер. – Наверно, под «чубчик»?
Я молча кивнул головой. Выбор был ограничен: «чубчик», «полубокс» или «молодежная». До последней стрижки я еще не дорос. «Полубокс» не любил: на моей голове он выглядел, как меховая шапочка на преждевременно облысевшем ребенке. Оставался только «чубчик»…
Застучали ножницы, зажужжала машинка, а я все больше сжимался и ежился, чувствуя, как толстый живот парикмахера трется о мои руки. Скорее бы он закончил! Хватит! Вот уже и знаменитый чубчик спустился мне на лоб… Да, кажется, все. Парикмахер взглянул в зеркало, повертел мою голову… Уф, сейчас отпустит! Но нет – он снова схватил машинку и принялся оголять мой затылок. «В-в-жж, в-вжж!» – машинка рычала как автомобиль, когда он поднимается в гору. Мне казалось, я сейчас оглохну! А Профессор Парикмахерских Дел продолжал пытать меня. Он так свирепо вдавливал машинку в мой затылок, будто стремился пробурить его. Может, уже и пробурил? А теперь – скребет. Как лопатой по асфальту.
Я покрылся испариной, щеки пылали, уши горели. В зеркале я увидел друзей за своей спиной – они тряслись от беззвучного хохота, вцепившись в сидения стульев.
И вдруг – тишина. Я вздохнул, глубоко и счастливо. Все. И тут же дернулся, как под током, от нестерпимого жжения: мастер щедро протер одеколоном мой оголенный, ободранный затылок…
Я встал, обалдело потряс головой. В зеркале передо мной качнулся вправо-влево биллиардный шар – правда, был на нем приклеен зачем-то чубчик и еще маленький, как островок в океане, клочок волос на макушке. Но уши были целы – они теперь стали значительно заметнее, тем более, что все еще горели.
– Нравится? – приятно улыбаясь, спросил пузатый мастер. Я мотнул головой. Скажешь, что нет – еще потащит обратно в кресло. Уж лучше я отдохну, посижу спокойно, полюбуюсь спектаклем. Ведь настала очередь моих друзей!
После молчаливой борьбы – Колька подталкивал Эдэма, Эдэм – Кольку – кресло мастера пришлось все же занять Кольке. А Эдэм рванул к новичку, который как раз освободился.