- Том, я поем чего-нибудь? – доносится до меня сквозь шум включённой на всю мощность воды.
- Ешь, - кричу я. – И мне сделай!
Надеюсь, он питается не капустными листьями, мой организм требует чего-то существенного.
Подставляю лицо горячим струям и медленно делаю воду всё более холодной, собираясь довести до ледяной. Я не преследую цель стать мега-бодрым, но водная зарядка не помешает для свежести мышления. Сдаётся мне, мои будни станут в два раза длиннее, а на это нужно больше сил. Как физических, так и моральных. Я хочу разобраться в том, что происходит. И почему именно я разбираюсь с проблемами Диди?
Больше вода не переключается, и я с удивлением обнаруживаю, что мне не так уж и холодно. Превращаюсь в хладнокровное животное, замечательно.
Выхожу из душа и, мгновенно прочувствовав разницу температур, заворачиваюсь в большое махровое полотенце. Пахнет чем-то до боли знакомым, я закрываю глаза и пытаюсь поймать воспоминание об этом аромате. Свежее полотенце, раньше они пахли по-другому, я точно помню. Утыкаюсь лицом в мягкую ткань и так и застываю, не в силах пошевелиться. По ногам неприятно стекают холодные капли, образовывая у моих ног этакое домашнее озеро, в котором стоять уже холодно, но я не могу оторваться от этого полотенца. Что-то знакомое, необыкновенно приятное и снова очень, очень знакомое. Тысячу раз знакомое. Но почему тогда, мать вашу, я чувствую себя так, будто потерял память?
Раздаётся стук в дверь, и я, точно из-за пелены, слышу невнятный голос жующего что-то Диди:
- Ты не умер, Том? – на него еда так положительно действует, что он способность шутить себе вернул?
С трудом вырываюсь из своего транса и хрипло отвечаю:
- Я сейчас выйду.
Отмираю и принимаюсь одеваться. От заторможенности избавиться сразу не получается, и на кухне я появляюсь с наверняка убийственным выражением лица, потому что Диди застывает с кружкой у рта и пялится на меня, как на привидение.
- Что с тобой?
- Яйца отморозил, - безрадостно заявляю я и приземляюсь на стул напротив.
На подносе три бутерброда со старательно размазанным по мякоти маслом и положенными сверху небольшими кусочками колбасы и сыра. Всё это венчает какой-то лист. Из Диди получился бы отличный домохозяин или просто холостяк. Он бездумно жует салатный лист, не притрагиваясь к самой булке, и становится понятно, что ничего он не встряхнулся.
- Не хочешь по магазинам пробежаться? – хлебнув щедро подслащённый кофе, спрашиваю я. – Развеешься хоть.
- А зачем?
- Что зачем? Зачем развеяться или зачем по магазинам?
Пальцами показывает, что второе: он, наконец-то, вспомнил, что к самому бутерброду не притронулся и, видимо, решил восстановить справедливость, впихнув в себя сразу половину.
- У Аниты День рождения завтра. Ты идёшь?
Диди морщится и даже перестаёт жевать. Судя по всему, о предстоящем празднике подруги он напрочь забыл. Когда у тебя проблемы, они встают на первое по важности место. А у других людей первую важность занимают другие вещи. И эти два первых места компромисс найти не могут, поэтому ты чаще всего портишь настроение тем, кому весело и у кого на первых позициях стоит нечто радостное.
- Вообще-то да, - проглотив, отвечает парень. – Спасибо, что напомнил. А что мне Франци сказать?
Нерешительно пожимаю плечами. У них стоит вопрос о ребёнке. Вот это очень показательный пример того, каким должно быть решение. Он идёт на вечеринку к Аните. Но у него вообще-то проблемы с девушкой, а точнее - с её новоиспечённым положением. Лично у меня сомнений больше нет, и я в своём совете теперь уверен.
- Бросить её будет просто по-свински. Но сейчас ты не с ней.
Диди снова уходит в глубокие раздумья. Мне же как будто делается легче: то ли душ, то ли убеждение в моей правоте сделало своё дело. Мне кажется, что моя миссия исполнена, я могу выполнять роль поддержки, но больше от меня ничего не зависит. Это их жизнь и их выбор, они должны разобраться сами. Никто не исключает советов со стороны, их нужно выслушать, но не слушать. Сколько людей, столько и мнений.
- Я загнусь, если и завтра с ней сидеть буду. Мы и так на вечер договорились.
- Снова нет родителей?
Диди пожимает плечами и закусывает губу. Тяжело это, конечно. Но на ошибках учатся, и из произошедшего нужно сделать какой-то вывод.
А вот что я могу вынести из своей истории, не знаю. Через дверной проём видна тумбочка в прихожей, на ней валяется мой мобильник, и я тут же вспоминаю о Билле. Часы на стенке дотикали до девяти, первый урок ещё не закончился. А мне хочется ему позвонить. Но сам виноват, не придумал ничего дельного, поэтому придётся порядком подождать. А с другой стороны, зачем мне ему звонить? А что будет, если я позвоню Каю? Спохватываюсь и вспоминаю, что у меня нет его телефона. Прекрасно.
- Ну, тогда за подарком?
Скидываю чашки в посудомойку, в которой посуды уже порядочно, и надо бы всё это вымыть, но решаю оставить до обеда: тарелок у нас полно.
***
Ничего хорошего нас в магазине не ожидает. Я снова путаюсь в мыслях, Диди размышляет о своей жизни, и мы бестолково проходим по торговому центру, периодически заглядывая в какие-то бутики. Консультанты везде выученные на отлично, я давно не шатался по магазинам, поэтому уже успел подзабыть, что в них улыбаются во все тридцать два и готовы растянуть улыбку ещё шире, лишь бы ты что-нибудь приобрёл. На кассах в супермаркетах чувствуешь себя раз в десять свободнее.
До крайней точки в своей мозговой деятельности Диди доходит, когда видит впереди магазинчик с детской одеждой. Я уже готовлюсь отбивать атаки, если он вдруг выдумает какую-нибудь чушь, но Диди молча пялится на витрину и ничего не говорит. В конце концов мы просто проходим мимо и заворачиваем за угол, спеша скрыться от манекенов-детей с безжизненными взглядами.
- Ты предполагаешь, что хотел бы купить?
- Нет, у меня на это плохо фантазия развита, - признается Диди.
- А давай разойдёмся и встретимся в кафе на третьем этаже через полчаса.
- Хорошо, - соглашается Диди, и мы расходимся в разные стороны.
Не могу сказать, что испытываю чувство облегчения, даже наоборот становится ещё неуютнее. Диди смотрел очень тяжёлым взглядом, возникало ощущение, что я ему чем-то обязан, но без него отрицательные чувства не пропали. Только добавились мои собственные мысли о бытии.
Однако подарок выбирается более оперативно. Мне вспоминается светло-зелёный плащик Аниты, который я неизвестно когда видел, но видел точно, и я покупаю шёлковый шарфик такого же цвета с каким-то ненавязчивым рисунком. Девушка упаковывает шарф в подарочную коробочку, и я чувствую себя даже как-то получше.
- Ваша подруга будет довольна, - уверяют меня, и я, сдержанно кивнув, вырываюсь на свободу из манекенного рая.
Как и следовало ожидать, Диди в кафе ещё нет. Он, скорее всего, прошляется все отведённые полчаса, а может, и больше. Беру себе колу и усаживаюсь к окну, лениво наблюдая за происходящим на улице. Снова начинается дождь. Кто-то убыстряет шаг, кто-то раскрывает предусмотрительно взятый зонтик. Взгляд цепляется за маму с двумя девочками. Одна из них постарше, но обе одинаково радуются крапающим каплям. Дождик «грибной»: солнце уходить с пьедестала не собирается и блистает всё так же ярко.
- Купил?
Возле меня возникает Диди, на удивление приободрившийся. Глаза у него стали не такие забитые, и вся его фигура как-то оправилась.
- Да, вот.
Поднимаю коробочку с соседнего стула и демонстрирую Диди шарф. Он в свою очередь показывает купленную подвеску, ссылаясь на отсутствие воображения и совет очередной ходячей улыбки.
- Ну, а теперь что делать будем?
- Не знаю, - безразлично отзывается Диди, и я начинаю беспокоиться, что он сейчас снова погрузится в раздумья о нелёгкой судьбе.
- Диди, ты знаешь Карен Ромберг? – без всякого перехода спрашиваю я, вдруг вспомнив свою бывшую.
Это отвлечёт Диди, это поможет мне.