Дома я просидел весь вечер в кабинете над раскрытыми журналами, которые, впрочем, не читал. Я только напряженно прислушивался, чтобы не пропустить звонка в дверь или по телефону. Когда в десять часов зазвонил телефон, но это оказался всего лишь Фред Дэркин, который хотел спросить, где находятся Сол и объект, я настолько вспылил, что наорал на беднягу, так что пришлось извиняться. Я велел ему, как всегда, держать под наблюдением «Черчилль», что, собственно, и делало эту работу балаганом, поскольку для наблюдения за всеми входами и выходами «Черчилля» требовалось никак не меньше четверых человек. У меня руки чесались позвонить по тому номеру, что оставил мне Вульф, но мне было разрешено пользоваться им только в чрезвычайном случае. Я заглянул в словарь, где вычитал, что чрезвычайный случай — это «непредвиденное стечение обстоятельств, требующее немедленного действия». Поскольку в данный момент было, наоборот, хорошо предвиденное стечение обстоятельств, требовавшее лишь одного — как следует выспаться, я не поддался искушению и не стал набирать номер. Зато выспался вволю.
Субботним утром, сидя в 1019, мне пришлось наживить ещё один крючок, рассчитанный на другую рыбку. В отчете за пятницу я быстро напечатал все сведения, добытые Солом, Фредом и Орри, но над моей частью пришлось изрядно попыхтеть и поломать голову. Мне предстояло отчитаться за все время, проведенное в хоромах Рэкхема, что таило в себе двойную угрозу: следовало помнить, что за мной могли следить и видеть, когда я пришёл и когда вышел, и надо было учитывать возможность, что сам Рэкхем вдруг решит, что повинную голову меч не сечет, и расколется. Так что мне пришлось создать подлинный шедевр литературного творчества, на который я затратил три часа. Днём, когда Макс Кристи пришёл за очередным отчетом и сел его просматривать, я был настолько занят изучением важных документов, которые разложил перед собой на столе, что даже не знал, бросил ли Кристи на меня взгляд, когда дошёл до середины второй страницы, где начинался собственно мой отчёт. Я поднял голову лишь тогда, когда раздался его голос:
— Значит, ты с ним разговаривал?
Я кивнул.
— Ты прочитал?
— Да, — угрюмо буркнул Кристи.
— Он казался таким загнанным, что я не мог ему отказать. А все моё доброе сердце.
— Ты взял его деньги.
— Естественно. Он просто не знал, куда их деть. Всучил мне буквально насильно.
— Ты сказал ему, что работаешь на миссис Фрей. А вдруг ему придёт в голову спросить у неё?
— Нет. Даже если спросит, никто не будет знать, кому верить. Я предупредил его на сей счёт. Кстати, тебя я предупреждал?
— Почему ты пошёл на контакт с ним?
— В отчете все сказано. Он знал, что за ним следят, что вполне уяснимо за восемь дней, да ещё учитывая, что он уже ранее был настороже. Вот я и решил, что не помешало бы потолковать с ним о том и о сем, а заодно выведать, что у него на уме. Он мог выболтать что-то интересное, а может, и выболтал, не знаю, поскольку не представляю, что вы с приятелями называете интересным. В любом случае, я это подробно изложил в отчете. Что касается денег, то он так настаивал, что я не мог отказаться — он потерял бы всякое уважение ко мне.
Кристи сунул отчёт в карман, поднялся на ноги, оперся кончиками пальцев о стол и наклонился ко мне.
— Гудвин, — сказал он, — ты знаешь, с кем ты имеешь дело?
— Да брось ты, — отмахнулся я. — Что я, похож на полоумного, который готов сигануть с небоскреба, чтобы только послушать, с каким треском переломится его хребет? Да, приятель, я прекрасно знаю, с кем имею дело, рассчитываю дожить по меньшей мере до девяноста лет.
Он выпрямился.
— Главная твоя беда, — изрек он, — в том, что ты считаешь себя остроумным. Поэтому твоя манера многих сбивает с толку — тебе надо от этого избавиться. Ты во всем видишь забаву. Решил, вот, например, что было бы интересно потрепаться с Рэкхемом, и на сей раз тебе это простится, но в один день нечто, что покажется тебе забавным, снесет твою башку с плеч долой.
Лишь после ухода Кристи я сообразил, что его предупреждение вовсе не являлось болтовней.
На субботний вечер мы условились повидаться с Лили Роуэн, но я решил отменить встречу. Видно, делал я это без свойственного мне такта, потому что она обиделась. Успокоило её лишь моё клятвенное заверение быть непременно, как только минует настоящий кризис. Так что я поехал домой, поужинал тем, что разыскал в холодильнике, и устроился в кабинете над раскрытыми журналами, которые не читал. Когда пошёл десятый час и минуты поползли нестерпимо медленно, наконец раздался телефонный звонок. Это оказалась Лили.