Куча сообщений, поступивших на "мыло" в факсовом и сканированном виде от диспетчеров и технического директора стройки, требовала внимания. Разобравшись с текучкой, Виктор позвонил дочери. Тая от удовольствия, болтал более двадцати минут, узнав о походе, о стариках, обсудив планы на совместную поездку в Англию и не услышав ни слова о матери. Каролинка совсем перестала упоминать ее в разговорах с отцом. Тем временем южная ночь вступила в свои права.
-"Пойду на крышу, - решил Виктор, - в прохладе высплюсь".
Забравшись в дальний угол солярия, Безруков постелил одеяло на шезлонг, набросил на себя простынку. Легкий ветерок тянул с моря, чуть ероша волосы. Пах этот южный воздух сладко, будто отдушка туалетного мыла из детства - густо и мощно, щекоча в носу. Виктор чихнул. Цветочные запахи всегда вызывали прилив сексуального желания. Однажды в лесу он наткнулся на цветущую черемуху и, несмотря на холодную раннюю весну, убедил Миранду отдаться ему тут же, в полосе густого запаха. Стоя.
-"А если бы кто увидел?" - Строго спросил неведомый голос, наверное - совесть?
-"Позавидовал бы, настолько истово трахались", - ответил Виктор.
Грустное воспоминание. Похоть, как легко ты набрасываешь на дешевую потаскушку благородный флёр. Никакая то была не любовь...
-"А целый год с Тамарой тем более... Деловые встречи друзей, имеющих то, что нужно второму и охотно обменивающихся этим добром. У нее ленивый муж, у меня постылая жена. Взаимопомощь, и только..."
-"Да она есть на свете, любовь-то, Безруков?" - Опять вмешался строгий голос, но не совесть, это Виктор понял, потому и отозвался:
-"Должна быть! Вот разведусь, и начну искать..."
-"Ну-ну! Ищи, ежели не опоздаешь", - ехидным голосом матери сказала сегодняшняя русалка с открытой грудью.
В паху возникло настолько неукротимое желание, что Виктор протянул руку, коснулся её тела.
-"Скажи, что хочешь найти, может, я подскажу?" - опять съехидничала русалка.
Он не ответил, занятый важным делом - трогал восхитительную грудь, оказавшуюся гладкой и прохладной. Рука скользнула вниз по девичьему животу, и Виктор проснулся от осознания, что физиология взяла свое:
-"Черт подери, как школьник стал, хоть мастурбируй для профилактики! Поллюции в тридцать четыре года! Скажи кому - засмеют. Нет, пора определяться с половой жизнью, Безруков! "
Скрипнула дверь, пропуская в солярий еще одного полуночника. Женская фигурка стала у перил, пуская дымок вверх. Его явно не заметила, что "не есть гут". Когда заметит, может начаться переполошный ор, профилактически просчитал худший вариант Виктор и начал со скрипом, неторопливо выбираться из угла.
На удивление, женщина даже не повернула голову. Заинтригованный, Безруков стал поодаль, тоже облокотившись на перила. Боковое зрение подводило, но он почти уверился, что это сегодняшняя русалка. Смотреть в упор не хотелось, а повод для разговора не находился. Молчание уплотнялось и напрягалось, пока не стало хрупким, как перемороженный лед.
-Не находите предлога? - звонко рассыпались осколки.
Виктор признался в робости, сказал, что предпочитает спать здесь. Осколки молчания таяли, становясь ручейком разговора. Она удивилась месту ночлега, он мотивировал прохладой - ручеек креп и набирал силу. В русалке не было кокетства, она говорила просто и вкусно:
-А я ночь слушала. Для вас она в какой тональности?
Вот спросила! У него с музыкой отношения простые, как у коровы с травой. Что близко к корням, то и воспринималось, скажем, народные песни "а-капелло", в исполнении хорошего хора. Его вкусы сформировали застолья, где шестеро сестер матери и три брата отца после самодельных пельменей и водки, на несколько голосов красиво пели исконно русское, раздольное.
Последыши "Битлов", истеричный визг под тяжелый рок, где хилые тонкорукие недоноски изображали из себя "крутых" парней, вызывал усмешку. А от современной эстрады, где приплясывали мартышки типа Джексона или Леонтьева - с души воротило! Шансон Джо Дассена, баритон Криса Ри, Камбурова, да умные песни бардов - вот, пожалуй, и все, что он слушал с удовольствием. Кантри и блюз годились для релаксации. Но названия тональностей? Это было вовсе не из его мира.
Безруков прислушался. Далеко лаяла собака. Шумел порт. Слабо попискивали сигналы автомобилей, неразборчиво бубнили голоса, и все это кружилось, как овощи в супе, в ровном гудении. Трансформаторная подстанция? Нет, скорее - море. Слишком мощно, а ведь не замечал раньше. Ну, конечно! Так ухо не воспринимает бытовые шумы при разговоре, а прослушивая диктофонную запись, поражаешься обилию посторонних звуков.