— Ситуация отдаёт парадоксом. Я, честно признаться, сочувствую, но имеет ли смысл помогать ему? Насколько известно из доступных источников, Сергеевский хочет жениться на богатой возлюбленной. Его более ранняя страсть — азартные игры. Сергеевский проигрался, вследствие чего он вздумал жениться на своей красавице, чтобы убить двух зайцев. Тот же случай наблюдался бы, если бы жених тратил деньги, допустим, на франтовство.
— С франтовством я согласен, барин. Есть сходная мысль, только не с играми, а с модой и сразу с двумя невестами. Сергеевский кое-чем напоминает цирюльника-банкрота из пьесы пана Старицкого.
— Из Варшавы?
— Отнюдь нет, из Киева. — Здесь Якуб Возняк нашёл повод для патриотизма. — Если барин позволит, мне вспоминаются панны из трилогии Генрика Сенкевича. Фрейлина славилась первой красавицей двора, более того, она ужасная кокетка. В отличие от Фатеевой, миниатюрная, а позже в сюжете нашлась девушка красивее. В третьей книге пан Володыёвский хотел жениться на ещё одной красавице, а та выбрала иностранца. Брюнетка, ресницы как у Фатеевой, но с элегантным пушком над губой. Пан Володыёвский нашёл себе другую миленькую барышню, с необычными чертами лица. Во второй книге была не вполне морально однозначная красавица, но здесь я помню меньше. Надо заглянуть в…
Барин, не произнося ни слова, держал руку на сердце. Из-под его поникших усов вырвался хрип:
— О твоих любимых книгах выскажешься после. Сейчас не самое подходящее время. Позови клиента.
Глаза Сергеевского отыскали на столе оставленные вещи. Хозяин гостиной приподнял над головой сигару и адресовал учителю ранее не заданный вопрос:
— Уточните один аспект. Полагаю, у Фатеевой грудной голос с хрипотцой?
— Никоим образом. Голос юн и звонок, как её смех.
— Хорошо представляю облик вашей дамы сердца. Единоверцы Якуба двести лет назад отправили бы Фатееву на костёр.
Якуб искривился в лице, но некогда было проводить дискуссии и диспуты.
— Тимофей Иванович, прошу, снова оставьте нас наедине.
Бедный учитель с крепко сжатыми зубами во второй раз скрылся за дверью, а Вострин наклонился к слуге.
— Открою тебе секрет: я видел Фатееву на улицах и в донесениях агентов. Она собирает вокруг себя толпу детишек лет десяти. Мальчики не могут отвести глаз, а девочки мечтают, что вырастут такими же. Денег, что удивительно, Фатеева с них не требует, и отнюдь не совращает, не педофилка она. Знаю я тебя, Якуб, ты определённо сочувствуешь «чадолюбивым» католическим священникам из следующего века.
Кто о чём, а вшивый о бане. Попробовали бы барин пожить в шкуре поляка, быстро бы утихомирились.
Кузен полицейского надзирателя осмотрел гостиную придирчивым взглядом. Дверь в комнату с вычислительной машиной была открыта, отчего ему на глаза попался лист с электрическим письмом, распечатанным в машинном значении этого слова. Оно было адресовано вовсе не обитателю дома, а чтение чужой корреспонденции Василий Леонтьевич считал недостойным. Практичный Якуб не единожды пытался это исправить, но барин отвращал его порывы.
Когда учитель вернулся в гостиную и Вострин обещал личную встречу с новой Иезавелью, тот словно изливал флюиды удивления.
— Не верю своим ушам, ваша милость. Вы сами придёте на Большую Садовую в дом приват-доцента Фатеева? Безмерно рад, ведь Софи и господин Добровольский скоро отъедут в Петроград и тогда их след простынет. Но ужели вы не опасаетесь её чар?
Вострин положил руку на сердце, а глаза его честно наполнились добротой.
— Да будет вам известно, что я однолюб. Девять лет назад я повстречал одну барышню, чья чистая душа избавила моё сердце от всех возможных увлечений. Кроме неё, мне никто не нужен. Нет, что греха таить, живём мы в гражданском браке. Но она одна-единственная, и чары Фатеевой мне не страшны.
В ажитации клиент вернул себе канотье и припрятал в пальто книжицу. Он словно стал выше, но сама его гордая возлюбленная выделялась статностью и высоким ростом. Вострину и его камердинеру предстояло убедиться в этом воочию.
Вострин отметил только, что необходимо будет предъявить отчёт о самочинной операции сыскному кузену. К представителю Охранного отделения затея не имела никакого касательства, хотя бы здесь можно было спать спокойно.
— Лишь бы не опоздать, — в обычной манере горячился Сергеевский. — Так и видятся Софи и директор среди петроградской аристократии. Виноват, кое-что упустил. Несчастный Зайцев, которого только теперь вспомнил отец, затмил тех трёх любовников Софи. Они тоже не вынесли разрыва. Но не покончили с собой, а ушли в монастырь.