Выбрать главу

========== Адриан/Маринетт ==========

Маринетт, скинув после боя трансформацию, тяжело выдохнула.

Тикки удовлетворенно похлопала её по щеке и улетела искать себе печеньки: Маринетт пришлось превращаться в Ледибаг, будучи в купальнике, поэтому сумочка была не при ней сейчас.

Стянув с головы шапочку для купания, Маринетт потёрла на лбу след от резинки и медленно побрела за Тикки в сторону раздевалок.

Это сражение было до невыносимого изматывающим, несмотря на то, что с месье Рамье они с Котом сражались уже не первый, и давно уже даже не тридцатый раз (семьдесят два, Бражник, серьёзно?!). Новые появившиеся силы и Нуар, восхищающийся её изменившимся костюмом, тоже не прибавляли спокойствия. Единственный плюс: месье Рамье теперь получил защиту от акуманизации, и, если он её не потеряет, то эти голубиные дела, наконец, закончатся. Да, постоянные битвы с месье Голубем приучили Кота пить антигистаминные чуть ли не каждый день, однако на них далеко не уедешь: когда-нибудь и таблетки перестанут действовать, когда организм адаптируется и к ним. И тогда опять пиши-пропало.

Но самая большая загвоздка была вовсе не в этом.

О, нет, вовсе нет.

Всё дело было в Адриане.

Вроде бы Маринетт и до этого видела людей в купальниках и плавках, и не должна реагировать так, словно это что-то невообразимое и неописуемое. Но это же — сам Адриан! Она видела любовь всей её жизни, облачённую в одни лишь стильные чёрные плавки с белым узором — разумеется, она тогда напоминала расплывшуюся по полу лужицу кавая. Разве можно себя вести адекватно, когда видишь нечто, столь бесподобное?

Конечно же, нет.

Поэтому бой ей дался нелегко в основном из-за воспоминаний о прекрасном утончённом теле Адриана. Видимо, отец не разрешает ему чересчур усердно заниматься физкультурой, раз его пресс, как видела издали Маринетт, не блистал рельефом столь выраженно — даже у неё кубики выделялись лучше. Однако это было не важно. Адриан и без этого был столь гармонично сложен, что один его вид теперь будет её заставлять трепетать.

Кагами, похоже, не оценила — её лицо говорило само за себя.

Впрочем, Маринетт это было только на руку: одной соперницей меньше.

Мурлыкая себе под нос какую-то песенку, она, не глядя, открыла дверь женской, казалось бы, раздевалки — выходы находились рядом, и если идти, погрузившись в думы, то можно спокойно перепутать их. Что, собственно, и сделала Маринетт.

Тикки, которая уже благополучно добралась до сумочки, удивлялась, почему это Маринетт где-то пропадала, и тихонько грызла печенюшку.

А Маринетт, шагнувшая не в ту раздевалку, внезапно замерла, услышав мужской голос в паре метров от себя: их разделяла небольшая картонная перегородка, которую необходимо было обогнуть, чтобы пройти к шкафчикам. Вот за ней-то и затаилась Маринетт, не понимая, кто бы это мог быть.

— Я же говорил, это плохая идея! — говоривший был недовольным, его интонации звучали приглушённо, как будто через громкую связь.

Голос был низким и ворчливым, а ещё — до боли знакомым, но у Маринетт из головы ускользала мысль, кому он мог принадлежать.

— Отвали, — буркнул второй человек, усиленно пыхтя.

А вот его-то Маринетт узнала мгновенно.

О, разве могла она не узнать его голос?!

Зажав рот ладонями, чтобы не пискнуть лишнего, Маринетт вжалась спиной в стену, лихорадочно соображая, что Адриан мог забыть в женской раздевалке. Из-за перегородки доносилось шуршание, пыхтение и странный звук, напоминающий тот, словно что-то от чего-то отклеивали…

…что он там, чёрт возьми, делает?

Собрав волю в кулак, Маринетт рискнула сделать пару шагов к краю, чтобы посмотреть, что же происходило. Ей и в голову не пришло, что не следовало бы подглядывать за парнем в мужской раздевалке: вдруг он занимался чем-то не очень приличным? Но Маринетт, свято уверенную в том, что это Адриан что-то попутал, а не она, было не переубедить. Голос разума она заткнула почти сразу. Адриан Агрест ведь послушный парень, что вы, что вы. Адриан — и что-то неприличное? Ха-ха, и ещё раз ха.

…впрочем, она, к сожалению, жестоко ошибалась.

И в этом убедилась почти сразу же.

Она выглянула из-за перегородки одновременно с тем, как Адриан довольно выдохнул «Фу, блин, наконец-то, а то упарился» и отодрал целый пласт кожи с собственной спины. И под ним вдруг ярко вспыхнул чёрным цветом извилистый узор огромной татуировки, которая занимала всю спину от плеч и до края плавок, и, кажется, немного уходила под них — самый низ узора.

Первая реакция — вскрикнуть от ужаса — была провалена. Маринетт всё ещё прижимала ладонь к губам, поэтому вопль оказался громким только в её голове.

А вот вторая реакция — визго-писк недоумения и восхищения в одном флаконе — всё же сорвался с её губ. И то только потому, что она, не устояв, покачнулась и с грохотом вцепилась побелевшими пальцами в перегородку.

Адриан, вздрогнув, мгновенно повернулся (ну и рефлексы!), встав в боевую позу (так, так, а это что ещё за выкрутасы), но мигом растерялся, увидев вместо акумы Маринетт. Она хватала ртом воздух, во все глаза глядя на него, даже не мигая.

О, с этой его стороны тоже было на что посмотреть.

Оказывается, странный материал, который Адриан снял со спины, скорее всего, был приклеен ещё и на живот. Потому что…. Потому что чёрт возьми! Это было преступлением — прятать все эти невообразимые рельефы под слоем силикона-или-из-чего-сделана-та-штука!

Маринетт считала, что её пресс выразительнее пресса Адриана?

Забудьте, это всё была жуткая ложь.

Потому что… потому что… О боги!

— М-Маринетт? — выдавил, наконец, Адриан, отойдя от шока.

Маринетт, пискнув, поскользнулась и всё же рухнула на пол, пребольно ударившись о кафель пятой точкой. Адриан тут же бросился помогать ей, и… Чёрт возьми, лучше бы он этого не делал. Простите, как ей теперь жить, когда этот красавец с телом греческого бога подхватывает её тело своими сильными руками и осторожно усаживает на ближайшую скамью? Да ещё и сам садится рядом?

— Ты в порядке, Маринетт? — обеспокоенно спросил Адриан, внимательно вглядываясь в её покрасневшее лицо. — Не сильно ушиблась?

— Нрмлн, — булькнула она, всё ещё продолжая ошарашенно таращиться на него.

— Ты опять перепутала раздевалки? — заботливо поинтересовался он. — Клянусь, нужно запретить законом строить их рядом, иначе рано или поздно можно кому-нибудь нарваться на беду, — улыбнулся Адриан.

Маринетт понимала, что он пытался ободрить её. Но она всё никак не могла прийти в себя: из головы не лезли эти шикарные кубики пресса, к которым так и хотели прикоснуться её подрагивающие от нетерпения руки. (А не от нервов, как подумал Адриан). К тому же мысли постоянно возвращались к…

— …откуда у тебя татуировка? — наконец, выдохнула она, с трудом оторвав взгляд от его плеч, на которых с этого ракурса виднелись лишь несколько завитков от всего узора.

Адриан слегка дёрнулся и немного поник, упираясь ладонями о колени. Поджав губы, он думал, рассказать ли обо всём Маринетт. Она ведь была одной из самых близких ему друзей, хотя он не планировал показывать татуировку ей или Алье раньше, чем она окончательно заживёт.

Повернув голову к Маринетт, Адриан несколько долгих секунд внимательно вглядывался в её лицо, усиленно стараясь не опускать взгляд ниже (игнорировать такую ладно сложенную фигурку подруги — это было бы оскорбительно). А потом, усмехнувшись, откинулся спиной назад, облокачиваясь о стену.

— Только обещай никому не рассказывать, идёт? — наконец, сдался он.

— И-идёт, — икнув, кивнула Маринетт, обхватывая себя крепко руками, чтобы случайно не дёрнуть пальцами в сторону Адриана.

О боги, кто бы только знал, как ей отчаянно хотелось прикоснуться. Провести ладонью по этим напряжённым кубикам пресса, скользнуть к плечам, обводя тугие мышцы; может быть, даже зарыться пальцами в светлые пряди, а потом — пойти дальше, следуя узорам татуировки на его спине и слушать, как…