— Объясни, — жёстче приказывает свинцовый голос.
— Волос. Просто волосок. Или не просто. Это — волос древнего каледа, не затронутого мутациями. Очень древнего. Вы же знаете, у меня есть маленькая синяя будка, которая порой пересекает темпоральную линию Скаро. Так что вот она, ДНК ваших генетических предков, нетронутая, целенькая, стабильненькая. Или Новой Парадигме она не нужна?
На этих словах Ривер упирает один из стволов в пробирку.
Ну конечно. Каледианская учёная-физик, Велони Руал, мой тайный кумир первых лет жизни. Имя Хищник знает от меня, по моей же собственной ошибке, и по моей же ошибке знает, что она родилась перед самым началом войны. Этих параметров оказалось достаточно, чтобы рандомайзер ТАРДИС смог её найти, а уж волос можно выдернуть прямо на улице, проходя мимо. Или взять с подушки на кровати. Или снять с плеча в учебной лаборатории, стоя чуть сзади. Вопрос, когда успел? Сразу после того, как мы расстались в первый раз, или прямо сейчас летал? Или там вообще волос, выдранный из первого попавшегося манекена у магазина одежды?
— Повелители Времени лживы, — замечает свинцовый голос. — Где гарантия того, что ты сказал правду?
— Смешно. Вам вечно нужны какие-то гарантии, — отвечает Доктор с совершенно серьёзным видом. — При том, что ни одной гарантии Повелителя Времени вы не верите в принципе.
Он задумчиво проворачивает в пальцах пробирку, слегка задевая ей по стволу бластера Ривер.
— Короче. Или вы забираете волос и отдаёте моего маленького далека, забыв, что он вообще существует. Или его убиваете. Но тогда, клянусь, я к вам приду. И ты знаешь, Вечный, что это значит. Далеки смогли у меня отыграть слишком мало раундов, чтобы ты был уверен в вашей победе, а не в моей.
Этот далек... Вечный, как его называет Хищник. Он не поверит в сказку про волос, я знаю. Ни один далек не поверит. Зато Новая Парадигма может сообразить, что часть удачных попыток обставить Доктора принадлежала мне. В этом случае мне грозит кое-что похуже, чем смерть — жизнь в роли Мерзости в отделе безопаски, занимающемся планированием операций против Хищника вообще и возможных появлений других Повелителей Времени в частности. Но лучше так, чем на них, таких великолепных, но ещё не вошедших в силу, свалится Приход Бури. И у меня есть кнопка аварийной блокировки систем связи, на ручном управлении, недоступная извне даже верховным далекам.
Щелчок. Устрашающий разум со свинцовым голосом, вливавшийся в электронную половину моего организма по линии патвеба, исчезает, а я, сразу обретя контроль над всеми системами, от безнадёги стреляю в Доктора. Не убью, так хоть спутаю все планы.
Увы... Я только думаю, что стреляю, но за те миллионные доли рэла, пока приказ летит по синтетическим нервам к излучателю, меня вдруг обжигает дикая боль. Второй солдат, который так и не спускал с меня фоторецептора, успевает выстрелить первым. Его оружие слишком мощное для моих систем защиты, что неудивительно. Номер Два должен был передать им все наши разработки, а они сами — ещё дальше их развить. Пока я пытаюсь не взвыть, остатки моего излучателя стекают на пол алым расплавом. На его месте теперь лишь уродливый и бесполезный обрубок. Вторая левая ложноручка горит, как ошпаренная — это фантомная боль, будто мало мне боли реальной от подживающих ран. Ривер расширяет и без того немаленькие глаза, но в последний миг удерживается от выстрела, увидев, что я сама пока ещё цела.
— Не двигайся, пока высочайшее командование не примет решение, — приказывает мне солдат.
Проклятье, проклятье, проклятье! Если бы я только имела право голоса, а не продавалась, как бессловесная тумба или вся эта дурацкая бытовая техника по сторонам от нас! Но что бы я ни сказала, ни одна сторона не примет этого в расчёт.
Красное изваяние, нацелившееся на Доктора и Ривер, наконец оживает:
— Верховный совет далеков принял решение, — а как же Император? Мы больше не Империя?! — Солнечный Тетраэдр будет вычеркнута из числа разыскиваемых преступников и из Системы. Отныне она больше не далек.
Что... Ничего позорнее они придумать просто не могли. Истинный далек, объявленный не нарушителем и даже не Мерзостью, а просто низшим. Лишённый идентификационного шифра и права говорить и называться на собственном языке. Официальное изгнание, навеки. Я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь огрёб такой приговор, хотя закон это предусматривает, как высочайшую меру наказания, но всю глубину своей беды понимаю сразу. Вот так, только я коснулась патвеба и вспомнила, как это — общий порыв, единое устремление, коллективная связка, и ты в ней наконец-то часть чего-то целого, а не потерянная гайка в придорожной канаве, как нате вам, мордой о стальной пол. Уж лучше бы убили!!!
Мощный тычок манипулятором в бок подсказывает направление движения в сторону Доктора и Ривер Сонг.
Такие могучие... Такие великолепные... Такие бесстрастные и способные дать единственно верную оценку всему тому, что я наворотила. Об меня просто... стыдно марать излучатель. Теперь я никто. Существо неизвестного происхождения, зачем-то всунутое в старый даледианский скафандр. Домашняя зверушка Доктора с вырванными зубами. Протез головного мозга, когда ему собственных идей не хватает. Проданная рабыня. Далек не может быть рабом — но я больше не далек. Я просто Солнечный Тетраэдр, даже не с Далазара. Нет никакого «мы». Я одна.
Я не помню, как Доктор отдал пробирку, как исчезли солдаты Новой Парадигмы, как меня заставили войти в ТАРДИС. Только когда за мной закрылись синие двери и раздался звук дематериализации, я начинаю осознавать реальность.
Я одна. А тогда зачем существовать дальше? Вот она, ситуация покойного Металтрона. Я одна, и я ничего с этим не могу сделать. Но кое-что всё же у меня осталось — самоуничтожение. Собственно, это всё, что у меня осталось. Отдать себе приказ, настроить режим, разогнаться и подорвать реактор скафандра вместе с консолью ТАРДИС.
Я одна. Я не выживу одна.
Забыв обо всём, я бросаюсь на консоль. Без обратного отсчёта и каких-либо настроек. Просто режим самоподрыва по факту столкновения, предназначенный для уничтожения укреплений противника, когда нет другого выхода.
И останавливаюсь в двух гравиплатформах от цели, потому что все системы разом выключаются, остаётся лишь постоянная подача напряжения на корпус. Меня окружает абсолютно мёртвая броня, которая словно никогда не была активирована. Даже системы жизнеобеспечения умерли.
Защёлки люка сами размыкаются, и в увеличивающуюся щель я вижу разозлённого Доктора с отвёрткой.
— Я тебе дам, «не выживу», — рычит он. Похоже, я рефлекторно проговорила часть своих мыслей вслух.
Двуногое симметричное чудовище. Ты не представляешь, на что ты меня обрёк своим обменом. Если бы не шины на двух ложноручках, катастрофически мешающие совершить точный прыжок, я бы уже висела у тебя на шее, силясь переломить позвоночник. И судя по всему, ты читаешь эту мысль в моём взгляде, потому что сейчас я не в состоянии контролировать эмоции.
— Ривер, мою большую синюю аптечку, — холодно приказывает Доктор. — Под консолью, второй ящик справа от входной двери.
Бледная, но такая же холодно-сдержанная Сонг быстрой тенью проскальзывает мимо меня, а я, не отводя взгляда от глаз Хищника, пытаюсь реанимировать скафандр. Ну должно же хоть что-то сработать, ну хоть выдрать провода из аварийного аккумулятора и обесточить корпус! Далеканиум грохнет так, что мало не покажется.
— Маленькая дрянь, — он наносит удар отвёрткой мне в висок с такой скоростью, что я не успеваю среагировать из-за ноющих и повреждённых ложноручек. И всё меркнет.
====== Сцена третья. ======
Темнота и непреодолимая слабость. Кажется, меня чем-то накачали, но мозг не выработал дневной ресурс, так что активировался довольно быстро. Тело в оцепенении, а соображалка заработала, хоть и плохо. Пошевелиться не могу, но чувствую, что извлечена из скафандра и лежу на человеческой подушке, укрытая чем-то мягким, наверное, пледом. Где-то рядом звякают по металлу инструменты и ложка о бортик чашки.
— ...Ты не вполне понимаешь далеков, и ты не вполне разобралась в том, что произошло. Поэтому просто послушай меня и прекрати переносить на неё свои переживания. Она — далек. У неё менталитет в корне отличается от твоего.