— Тимка! Давай рассол!
Цистерна двинулась, поливая из гребенки грунт соляным раствором. Федор шел за нею и следил, чтобы не оказалось необработанных мест: раствор хлористого кальция предотвращал быстрое замерзание грунта, а морозы уже две недели держались под сорок градусов.
Федор остановился, чтобы перевести дыхание. Воротник полушубка, ушанка с опущенными наушниками, борода, усы, брови и ресницы были обметаны белым мохнатым инеем, и, поглядев со стороны, он мог бы сравнить себя со сказочным Дедом Морозом, но он страшно устал, глаза слипались от постоянного недосыпания, не чувствовал ног, хотя был в валенках, закоченел от свирепого ветра, задувающего вдоль реки, расстроен медленными темпами укладки экрана, и такие посторонние, отвлекающие от дела, несерьезные мысли не приходили ему в голову.
Котлован плотины был заполнен густым морозным туманом, огромными клубами катившимся от невидимой реки, стиснутой верховой перемычкой у правого берега; слышно было, как она с грозным гулом неслась в узком водосбросном канале.
Низкое солнце не могло пробить плотный слой белой мглы и светилось едва заметным, тусклым, иногда совсем исчезавшим пятном, и котлован круглые сутки освещался прожекторами. Их свет голубыми мечами пронизывал туман и эллипсообразными пятнами падал на плотину.
«Можно начинать отсыпку», — решил Федор и сказал стоявшему рядом бригадиру Ивану Бутоме, чтобы тот подавал грунт.
Из тумана показалась громадная махина белого от инея сорокатонного БелАЗа. Рабочие сняли брезент, укрывавший грунт, водитель включил гидродомкрат, и кузов стал медленно подниматься, сваливая теплый, дымившийся паром на морозе суглинок. Самосвал выпустил из выхлопа струю синего дыма и скрылся в тумане; к куче суглинка подбежали рабочие и накрыли ковром из полиэтилена. Минут через пятнадцать подошел новый самосвал. Рабочие замешкались с ковром, раскатывая его, и Шурыгин подошел к бригадиру:
— Скорей, скорей накрывайте, Батя! Не упускайте тепло!
— Да мы ж понимаем, Тимофей Афанасьевич. Сами замерзаем, а этот треклятый грунт пеленаем, как новорожденного ребенка! — оправдывался Бутома.
Бульдозеристы не раз подходили к Тимофею, просили отпустить их обедать.
— Курсак урчит, есть хочет, — строил страдальческую рожу бригадный ёрник и заводила Шаталов, приплясывая и постукивая одним валенком о другой.
— Пока не закончим карту, никто никуда не уйдет, ясно? — отрубил Шурыгин. — Вы пойдете обедать, а тут грунт замерзнет, и мы же будем убирать его и сбрасывать в отвал!
К часу дня вся карта была завалена грунтом и укрыта пленкой.
— Убрать пленку! — скомандовал Тимофей.
Четыре бульдозера ринулись на кучи суглинка и стали разравнивать его по карте.
— Быстрее, быстрее! — подгоняли бульдозеристов Федор и Тимофей, бегая по участку и проверяя их работу. Обнаружив в грунте валуны и мерзлые комья, приказывали водителю корчевателя убрать их, но часто им не хватало терпения, и они сами хватали камни и глыбы земли и отбрасывали их в сторону.
Сразу же за бульдозерами на карту въехали груженные камнем МАЗы и начали ездить по ней вперед и назад, укатывая и утрамбовывая суглинок колесами. Федор на ходу вскочил на подножку машины и стал указывать водителю неукатанные участки. На краю карты уложенный вчера и замерзший комьями грунт не поддавался колесам, и Федор приказал Тимофею разморозить его. Подъехал смонтированный на тракторе тепловой генератор и пламенем форсунки стал оттаивать края участка.
— Теперь поехали! — скомандовал Федор водителю, и машина стала заравнивать края.
В тумане, в поднимавшихся от разогретого грунта клубах пара и дыму выхлопных газов, прорезанных светом прожекторов, двигались машины, суетились рабочие, надрывно завывали моторы, яростно ревело пламя форсунки, но в этой напряженной суете и оглушающем шуме Федор чувствовал необычайный подъем, работа захватывала его своим темпом, он забывал и об усталости и о голоде и в азарте кричал: «Хорошо, хорошо, ребята! Пошевеливайтесь, орелики! Еще немного осталось!», потому что нельзя было ни на один час остановить работу, надо успеть до весны поднять экран до тридцатиметровой отметки и задержать Студеную, которая в паводок затопит котлован и разольется от одного берега до другого, невидимых сейчас в тумане.
Укатку успели закончить до конца первой смены, и Федор был очень доволен. На короткое время пересмены остановились машины, разошлись рабочие, в котловане наступила непривычная тишина.