— Зовсим, — сурово отвечает Петр. — Возвертаемось до дому, на Кубань.
— Хороший край Кубань, — говорит Федор, мучительно раздумывая, как бы удержать этих ребят. — Я, правда, не был там, всю жизнь в Сибири живу. Но слыхал, что там тепло, арбузы и дыни растут.
На лицах ребят появляется улыбка.
— Там усякая фрукта растеть, товарищ прораб! — говорит Петр. — И черешня, и абрикос, и персик…
— Не сравнить с Сибирью — одна сосна да елка, — поддерживает его Андрей.
Вдруг спохватившись, Петр снова хмурит лицо:
— Вы нас, товарищ прораб, не уговаривайте. Мы порешили крепко.
— Да, не тратьте время понапрасну, — поддакивает Андрей.
— Петро, Андрей, может быть, вы хоть до весны поработаете? Самое ответственное время сейчас.
— Нет, не останемось. Поедем, пока руки да ноги не поморозили, — твердит Петр.
— Я уже уши поморозил, — трогает повязку Андрей.
— Или в речку свалишься: холод такой страшенный, тормоза не держуть.
— И запчастей нема. А ремонт делать невозможно: только взял в руки железяку — кожу с мясом с ладоней срывает.
— Да, ребята, трудно здесь. Всем трудно. А мне, думаете, легко? Но ведь дело-то наше важное, нужное для страны…
— Дело это до нас не касается. Мы прыихалы заработать, щоб хату построить да экипироваться, а получилось, що гроши тут дуже важко достаються, — нагло смотрит на Федора Петр.
Федор возмутился: и не стыдится такое говорить в глаза! Подмахнул листки, сдвинул на край стола.
— Рвачи и шкурники стройке не нужны! Скатертью дорога!
Федор расстроился и задумался. Он хотел понять психологию, движущие мотивы жизни братьев Макогоненко, приехавших в Сибирь не станцию строить, а за длинным рублем, — и не мог!
Конечно, они не преступники, стремление людей к лучшей жизни естественно, но не может же человек запереться в узкий, тесный мирок своекорыстных интересов. Ну, предположим, братья заработают много денег, а для чего? Они смогут много есть, пить, иметь много разной одежды, купят мотоцикл или автомобиль… И это все?
Какая ничтожная цель!
Федор представил себя далеко от Сибири, где-то на благословенной земле Кубани, живущим в достатке в доме, окруженном фруктовым садом, где растут и черешни и абрикосы, но лишенным своего главного дела — строительства электростанции, которое наполняет его существование высоким горением, и понял, что жизнь его была бы лишена всякого смысла, почувствовал, что не сможет так прозябать, убежит из этого обывательского рая земного сюда, где трудно, холодно, неустроенно, и будет все это снова терпеливо переносить…
Он поднялся и стал одеваться.
— Я пойду обедать, Жанна. И зайду в общежитие. Вернусь часа через два.
— Как, вы еще не обедали? — жалостливо проговорила Жанна. — Федор Михайлович, это же просто невозможно!
В столовой сидело несколько запоздавших рабочих. От обеда остались только гороховый суп и котлеты. Федор жадно проглотил обжигающую рот желтую жижу, сжевал остывшие котлеты, запил двумя стаканами компота.
Теперь надо идти в общежитие, искать замену братьям Макогоненко.
Одни комнаты пустовали — их жильцы ушли на работу, в других спали пришедшие со смены. Федор услышал голоса за дверью и открыл ее.
Трое, усевшись вокруг стола, тихо разговаривали, четвертый, раскинувшись на кровати, громко храпел — это был брат Федора Алексей.
— Привет, товарищи! Чего поделываем? — обратился к рабочим Устьянцев.
— Да так, про жизнь зашел со своими ребятами потолковать, — широко, добродушно улыбнулся Бутома.
— А я дежурю, моторы гоняю, — ответил, поднявшись, высокий, поджарый шофер Шаталов. Зимой на стройке двигатели автомобилей прогревали круглые сутки, безостановочно: остановишь, сольешь воду — потом на морозе не заведешь.
Федор спросил третьего, спокойного, медлительного волжанина Курбатова, в какую смену он работает.
— Завтра в первую, — ответил тот.
— А брат мой? — кивнул Федор на Алексея.
— Со мной выходит, — раскатисто окая, протянул Курбатов.
— Вот и хорошо, — Федор подошел к брату, растолкал, объяснил, что двум водителям надо выйти сейчас, заменить уволившихся.
Неохотно поднявшись на кровати, Алексей лениво зевнул, затянулся сигаретой, усмехнулся:
— Раз начальство приказывает, придется идти.
— Я тоже пойду, Федор Михайлович, — с готовностью сказал Курбатов и начал одеваться.
— Спасибо, Петр Трофимович, что выручил, — поблагодарил его Федор и одобрительно подумал о нем: «Есть же честные труженики: идет из тепла в холод, в темень, не считаясь с тем, что устал, что ему надо спать…»