Федор держал руки Наташи в своих, с каким-то напряженным, виноватым выражением на лице смотрел в ее широко раскрытые, с опустошенным, безнадежным взглядом глаза — она будто навсегда прощалась с ним — и напряженно думал, что же сказать ей, чтобы утешить ее, чтобы не мучилась она. Вот так каждый раз: их встречи растравляют сердце и снова возникает вопрос, на который нет ответа: как же быть с Наташей?
— Надо ехать, Фэдэр, — Афанасий показал кнутом вверх, в темное, насупленное небо: — Буран сверху идет!
— Да, да, я сейчас, Афанасий… Ну что ж, Ташенька. До свидания.
— Приезжай, когда сможешь, — с трудом разжала горестно сведенные губы Наташа, и какое-то подобие мучительной улыбки появилось на ее лице: — Клен ты мой опавший…
Федор последний раз обнял Наташу, прижался губами к ее холодной щеке и побежал к саням.
Лошади резво тронули с места, заболтался, чисто и звонко побрякивая, колоколец, Федор помахал Наташе, та тяжело подняла и безнадежно уронила руку в ответ и застыла одна посреди широкой, вырубленной между сосен просеки, он видит ее неподвижную удаляющуюся фигуру в белом полушубке и цветастом платке, которую сечет, зачеркивает косой снежок, а в его ушах все звучит рыдающий голос Наташи, выводящий песню о бездомном клене.
Глава двадцать четвертая
Устьянцев сидел за баранкой тяжело нагруженного камнем МАЗа и укатывал грунт на плотине — он часто сам брался за дело, чтобы научить рабочих, как надо добиваться нужного качества укладки экрана, — когда увидел впереди машущего ему рукой Ивана Бутому.
Федор сбросил газ и нажал тормоз.
— Федор Михайлович, тебя там какой-то человек спрашивает, — подошел к машине бригадир.
— Что ему нужно? Пусть сюда идет!
— Да не наш он, не строитель.
— Снова какой-нибудь корреспондент или фоторепортер? Некогда мне интервью давать!
— Похоже, что нет, — Бутома сдвинул на затылок оранжевую каску. — Без руки он…
Федор распахнул дверцу и выскочил из кабины.
— Что же ты сразу не сказал? — Он завертел головой, оглядываясь и разыскивая того, о ком говорил Бутома. — Где он, этот человек?
Бутома указал на прилепившийся на береговом откосе желтый вагончик. В его окнах небо отражалось синим кобальтом.
— Вон, возле прорабской стоит.
Это был Хоробрых — Федор узнал его высокую худую фигуру в старомодном длинном пальто. Он приказал начальнику смены Погожеву заканчивать укатку и сразу же заливать грунт соляным раствором.
— Знаешь ли ты, Иван Романович, что это за человек? — говорил Федор сопровождавшему его бригадиру. — Это, брат, замечательный человек, художник!
— Как же он рисует? Левша он, что ли?
— В том-то и дело, что он не в состоянии рисовать. Гитлеровцы искалечили его на войне. Трагическая судьба у него.
Хоробрых издали заметил Федора, заспешил навстречу, и они встретились на гребне плотины.
— Иван Гаврилович, милый вы мой, как я рад вас видеть! — обнял его Федор.
— Я три часа ходил, пока тебя нашел! — сдержанно улыбаясь и похлопывая Федора по спине, сказал Хоробрых.
— Ну и как, понравилась вам наша стройка? — Федор обвел рукой огромную площадку строительства, освещенную ярким весенним солнцем, а сам растроганно смотрел на лицо своего школьного учителя рисования: постарел он за пятнадцать лет! На похудевшем лице впали щеки, выдались скулы, годы иссекли его резкими, темными морщинами. И глаза стали другими, взгляд их спокойный, задумчивый, добрый, видно, угас сжигавший его художнический порыв и он примирился со своим несчастьем.
Хоробрых вытянул перед собой левую руку:
— Великолепно! Вдохновляюще! Какая сила, какой богатырский размах! Знаешь, что меня больше всего поразило? Что эти гигантские сооружения возвели люди — маленькие, слабые существа, которые, как муравьи, копошатся там, внизу! Поистине беспредельна мощь коллективного труда человеческого!
— Да, да, именно вдохновляюще, Иван Гаврилович! Здесь чувствуешь себя участником великого дела, и это чувство удваивает твои силы! Вот смотрите, плотина, где мы стоим, уже поднята до отметки пятьдесят метров — полная ее высота будет вдвое больше. Строительную траншею мы перекрыли. И котлован выше плотины, отгороженный от реки временными перемычками, этой весной будет затоплен, начнется заполнение водохранилища.
Осенью мы пустим первый агрегат. Вон там, слева, в машинном зале монтируется спиральная стальная камера, похожая на огромную улитку, — это корпус гидротурбины. От генератора по кабельной галерее энергия пойдет к распредустройству — видите, на сопке поднимаются металлоконструкции? А от него потянутся провода линии электропередачи — вон по просеке ее опоры шагают в тайгу. Ну а когда даст энергию первый агрегат, нам уже будет легче. Полным ходом пойдет работа на всех объектах.