В дверь тихонько постучали.
Это была Катя. Глядя на Федора застенчиво и виновато, она нерешительно остановилась у порога.
— Катя?.. Здравствуй…
— Ты, конечно, не ждал меня… Извини, что я пришла. Я ведь теперь здесь совсем одна…
— Да. Я слышал, ты в общежитие перешла. У вас с Костей что-то произошло… Раздевайся, пожалуйста…
С тем же сосредоточенным, виноватым взглядом Катя медленно прошла по комнате, но Федор видел, что ее тоскливые, уставшие глаза ничего не замечали, она о чем-то напряженно думала.
— Садись, пожалуйста, — Федор пододвинул Кате стул. Он не знал, зачем она пришла, и не знал, как себя вести с ней.
— У тебя есть сигареты?
Федор протянул ей пачку.
— Ты не курила раньше.
— Раньше… Что было, то прошло. И быльем поросло. Знаешь, табак как-то дурманит голову… На стройке только и говорят об аварии, о тебе, осуждают Кипарисова, Пинегина… Радуются, что все обошлось благополучно. Это замечательно, когда тысячи людей укрощение реки считают своей победой…
— Но положение казалось отчаянным. Мы могли и ошибаться. Я не могу простить себе, что проглядел нарушение технологии…
Катя швырнула недокуренную сигарету.
— Но я не за этим пришла. Все это ты знаешь и без меня. Я хочу, чтобы ты узнал об одной большой подлости, совершенной по отношению к тебе.
— Ты хочешь сказать о Кипарисове?
— Нет. От Кипарисова ничего другого и ожидать было нельзя. Он и не скрывает, что подонок. Это его философия. В тысячу раз хуже, когда человек прикидывается честным…
— Да о ком же ты?
— О Косте Осинине.
— Не понимаю… Каждый может ошибаться, отстаивать менее экономичное техническое решение… Пока плотина была в чертежах, многие поддерживали проект Кости, Но теперь наш спор решен…
— Все не то. Так слушай же. Осинин знал еще в марте, что Кипарисов укладывает замороженный суглинок. Знал и молчал. Это была подлая сделка. Чтобы провалить предложение строителей. За это он обещал Кипарисова устроить в «Гидропроект».
— Не может быть… Допускаю, что самолюбие, личная обида настроили его против нас… Но ведь он проектировал плотину, понимал, что катастрофа может уничтожить и ее и людей… Затяжка строительства на годы… Многомиллионный ущерб…
— Я требую, чтобы Костя сознался в своем соучастии в аварии. Он должен отвечать вместе с Кипарисовым.
— Да, если бы Осинин предупредил, что укладывается замороженный грунт, мы бы заменили его и аварии не произошло…
— Но он трус и боится отвечать! И настаивает, чтобы я тоже молчала!.. Но это не имеет значения. Я-то знаю, что он поступил подло, и ничто не изменит этого. Не говорю любить — хоть уважать своего мужа я должна… Поэтому я ушла от него…
В волнении и растерянности обдумывал Устьянцев услышанное. Считалось, что причины аварии выяснены, виновники изобличены… Но вот открываются новые обстоятельства… Из-за них Катя оставила мужа…
— Что же ты молчишь? — требовательно спросила Катя.
— Да, Костя допустил тяжелую ошибку, — медленно заговорил Федор. — Знаешь, когда-то я ненавидел его — из-за тебя, из-за плотины, — но теперь мне его жаль… Он очень любит тебя, Катя. Ты должна пожалеть и простить его…
— Как? Ты защищаешь его? — гневно воскликнула Катя. — А если бы плотину не спасли? Пришлось бы расплачиваться прежде всего тебе!
— Ты жестокая, Катя. Зачем ты хочешь растоптать, уничтожить Костю? Он твой муж…
— Был!
— У тебя нет к нему обыкновенного человеческого милосердия…
— Да! Да! — Катя поднялась и нетерпеливо заходила по комнате. Федор впервые видел ее такой возбужденной, решительной. — Я устала быть доброй ко всем, веселой, улыбающейся, какой меня хотели видеть вы, мужчины, и все терпеть, одобрительно слушать пошлости и скрывать в себе отчаяние, и улыбаться, улыбаться, когда хочется кричать от злости… Будто я бездушная кукла для забавы… Я хочу бороться за свое счастье! — Подошла к Федору и насмешливо произнесла: — А ты проповедуешь мне всепрощение! У тебя нет никакого самолюбия! Наконец, просто мужской гордости! Тебя бьют в одну щеку, а ты подставляешь другую!
Слова Кати ошеломили Устьянцева. Он-то восхищался ее добротой, великодушием, нежностью, беззаботной веселостью… Оказывается, все это было притворно, лживо… Какое низкое, мстительное озлобление она обнаружила к мужу… А с каким пренебрежением упрекает его, Федора, в терпимости… Он почувствовал неприязнь, отчужденность к Кате и с испугом отступил от нее.