— Да, — отвечаю, — черт его знает… Как приспичит — так и пойду. Уже, почитай, два года в отпуску не гулял.
— Это хорошо, — говорит Мефодий и присев к столу начинает выстукивать замысловатые перестуки своими заскорузлыми пальцами. Ну ни дать — ни взять доктор-костоправ.
— Чего ж хорошего? На износ ведь работаю! Хрустнет у меня что-нибудь в нужном месте в ненужное время — и все.
— А то хорошо, что, что есть у меня предложение.
Он ладошки сложил, потер их одну о другую, словно собирался огнь добыть, но вместо огня добыл он интересную мысль:
— Почему бы не собраться скоренько да не махнуть нам в Гундявые леса? Порыбачим. Опять же говорят на реке Делимбе плюмбум на нерест идет — так и икорки наберем… Ну и зверь-рыба к августа телу нагуляет.
Я — молчу. Он тогда с другой стороны заходит.
— Ну, а главное, решил я, Савва, охотой всерьез заняться. Поди-ка плохо! Ведь сам посуди, скажем, повезет гундю подстрелить, так и живи себе год, забот не зная. Любой зоомузей за неё столько энергетических единиц отвалит…
Он закалил мечтательно глаза.
— И сыт, и пьян и нос в табаке…
— Это ты, брат, хватил, — возражаю я ему, — Это ж чистое браконьерство. Гунди в те места на случку идут.
— Так и пусть себе идут, — перебил меня друг. — Кто ж узнает-то? Места там глухие, почитай на 900 верст никакого жилья нет.
— Ну нет, — говорю. — Там в егерях дураков не держат. Спутники орбитальные, дроны… Засекут. Так что если рыбачить, так рыбачить. Это дело доброе, а на гундю, да еще в случке идти? Уволь, брат. Сам не пойду, да и тебя…
Тут Мефодий на попятный пошел. Ручками замахал, ножками заерзал.
— Ну ладно, ладно… Не кипятись… Не хочешь идти так и не пойдем… Шучу ведь я.
Знаю я его шутки, между прочим. Случалось присутствовать. Он со своей страстью к стрельбе….
— И ружье не бери, а то не поеду. Мое слово — кремень!
А Мефодий глаза хитро так прищурил и говорит:
— Почему это не взять? Нешто на одной рыбе сидеть? Авось дюбангу подстрелим. От них там все лесничие ревмя-ревут. Заполонили, говорят все леса, летают… Всю шишку еловую с ананасов объели.
— Ну, ладно, — говорю, — это дело десятое, шишки там какие или веточки. А характер ты мой знаешь.
А он, морда браконьерская отвечает:
— А давай тогда в неисследованные районы махнем! Карта кислородных миров в тех местах у меня есть. Уж там-то никаких егерей нет!
И как подтверждение всему этому достает книгу и трясет ею прямо перед моим носом и говорит значительно:
— Здесь вот вся наша прекрасная будущность расписана…
И читает, будто я и сам прочесть не могу:
— Энциклопедия охотника. Охота и рыболовство на планетах девятой группы.
Поерзал он, устроился поудобнее и давай с первой страницы вслух читать.
Я-то пока хлеб резал, да банки открывал, только краем уха слушал, да кибер-самовар шипел шибко — контура у него расконтурились, вторую неделю отрегулировать собираюсь, все никак руки не дойдут. Но отдельные слова до меня долетали. Про зловредку вонявую, про пчельника-верхолаза, про канаёта с планеты Духан… Ну, сделал я свое дело, выставил на стол бутылочку «Радоновой», все чин-чинарем, а Мефодий как раз до Гундявых лесов добрался.
— В оба уха теперь слушай, — поднял Мефодий палец.
— Я что? Я — готов! — отвечаю. Закурил я трубку из когтя птицы Мох, другую трубку другу своему под нос сунул.
— Давай, — говорю, — Мефодий, запускай мотор своего красноречия!
И пустился Мефодий!
— Гундявые леса расположены в экваториальной области единственного континента планеты Мега-Мук. Широкой зеленой лентой тянутся они вдоль всего экватора. Густая растительность покрывает почти весь континент, оставляя только на северо-западе небольшой участок степи…
Посмотрел он на меня значительно.
— Чуешь, Савва! Небольшой участок!
Мефодий тряхнул книгой над головой, заложив палец между страниц, как закладку.
— Чую! — дохнул я дымом. Меня от его тона тоже забирать начало. Вот что умеет мой друг — то умеет! В самую глубину души нырнет и на той фисгармонии, что внутри, Баха сбацает!
— Реки, пересекающие континент широки, многоводны и изобилуют рыбой…
— Изобилуют, Мефодий, — подтвердил я, припоминая разговоры об отличной рыбалке у речки Дуболомки. И так мне хорошо от этих слов сделалось, что я даже глаза прикрыл, представляя себе тихие заводи Дуболомки и подступающий к берегу Хищный Лес. Разомлел я душой, как после доброй бани, а Мефодий как раз в ту секунду как гаркнет: