Я как-то некстати вспомнил, что эти странные часики — вот этих самых рук дело. Скандальная, все-таки конструкция получилась. Смазать их, что ли?
Не получилось. Часы сопротивлялись как могли. Царапались минутной стрелкой и обещали, что в следующий раз обязательно смажут стрелку ядом. Я плюнул и махнул рукой на смазку.
На вопли этого недоделанного будильника прибежали изобретатели паровоза братья Черепановы. Я их сразу узнал — по картузам на головах. Они словно цирковые клоуны жонглировали плотницкими топорами.
— Мужики! Дрова есть?
Дров в комнате не случилось. Вернувшийся от перекупщиков Клавдий высокомерно показал на оливковые деревья во дворе.
— Рубите их! Все равно кроме тени ничего не дают.
Братья, подхватив полы кафтанов, бросились к выходу, набегу разбрасывая облигации денежно-вещевого займа. Топоры полетели следом, обгоняя радужные, в интересных разводах бумажки. Те, полетав по двору, построились клином, и ушли в голубое небо, в котором виднелись сразу три одинаковые Луны.
Очнулся майор. В нем мгновенно сработал служебно-розыскной инстинкт.
— Стой! Стрелять буду!
До его-то пистолета пепел еще не добрался. Нажимая на курок, гаишник стал посылать в облигации пулю за пулей, однако пули не шли туда, куда их посылали, а собравшись в стаю, закружили по комнате, а потом и вовсе, набросились на пистолет и склевали его.
Братья тем временем, благополучно выскочили в окно. Земля оказалась совсем рядом, и они не ушиблись, а вот Джимии Картеру не повезло. Как и Чингачгук, что сидел рядом, облачен он был в полосатый арестантский халат.
То есть общая композиция оказалась такова. Сидит Картер. К его ноге на толстой, неопрятной даже на вид, цепи приковано ядро, а уж на ядре сидит Чингачгук. На халате индейца, очень похожем на те, в которых щеголяли боксеры-профессионалы, виднелась надпись «Привет от барона Мюнхгаузена»!
Бывший президент курил с индейцем трубку мира.
— Все люди — братья! — провозгласил экс-президент.
— А ты — собака!
Генерал выпрыгнул из окна и на лету трижды ударил того по голове.
— О, мой Бог! — воскликнул американец, падая в кусты акации. Там зашуршало, и из-за них выскочила группа абреков из города Чимкента. Они знаками требовали бакшиш. Я показал им комбинацию из трех пальцев. Неожиданно это подействовало, и они замерли, превратившись в черно-белую фотографию.
Чингачгук, такой безразличный к обстоятельствам курил трубку, и мысли его гуляли где-то далеко-далеко. Совсем рядом с великим Манито.
— Что, брат Чингачгук, все куришь? — спросил его, наконец, Манито.
— Все курю, — мысленно ответил индеец.
— Ну, а поработать? Кукурузу прополоть, томаты?
Индеец молчал.
— Или на худой конец морду кому-нибудь набить?
И это его не вдохновило….
Тем временем объявился забытый всеми за этой суматохой, Тул Равий. Из низколетящего облака выпала веревочная лестница и на ней возник он. Одной рукой герой держался за перекладины, а другой сжимал ананас. Ветер раскачивал его, отчего в воздухе висели гулкие раскаты, похожие на громовые. Тул вскрикивал от боли и испуга, но спускался довольно быстро и ананас не бросал.
— Брось ананас! — крикнул Чингачгук, пожелавший поживиться на дармовщинку.
— Ананас бросить? Не могу. Он же казенный!
Чингачгук приложил к глазам, на манер бинокля сложенные в трубочку пальцы, но видно оказалось плохо — в левом кулаке не хватало увеличительной силы. Тогда индеец приставил кулак к кулаку и посмотрел на ананас одним глазом. Видимость сразу улучшилась — бирка оказалась на виду. Точно. Казенный.
— Тогда бросай его в казенную часть!
Индеец указал пальцем на орудие, притащенное абреками для растерзания паровоза братьев Черепановых. На орудии сидели генерал с майором, уговаривая абреков принять даосизм. Абреки зло огрызались, но дальше этого не шло — рядом с ними сидел стонавший разнообразные ругательства Джимми Картер и зло вращал глазами. Голова его перевязана белым бинтом. На рукаве — кровь.
Бросить ананас Тул не посмел — предпочел, чтоб не потерять казенное имущество, броситься вниз вместе с ним.
Ананас разбился на несколько кусков, а Тул, ничего… Уцелел. От удара орудие выстрелило и поразило паровоз насмерть. Пораженный паровоз пустил струю дыма, и ухал в Шепетовку.
Когда дым рассеялся из обломков ананаса вышел Пришелец с Деревянной Ногой.
— Дайте мне дорогу и позвоните Кому Следует. Ведь я пришел!
Позабытые всеми каминные часы выбрались через трубу на крышу с криком «банзай» бросились вниз. Пришелец не моргнув ни одним из четырех глаз, распилил их на двенадцать наручных часов.