К этому моменту я уже знал, что воспоминания вовсе не чужие, а самые что ни на есть мои. Настолько мои, что непонятно теперь, как я мог обходиться без них целых полчаса, или сколько там прошло времени с тех пор, как я проснулся на продавленном диване в съемной — съемной, конечно же, всего на сутки арендованной, о господи! — квартире.
Я отнял руки от лица. Обнаружил, что сижу на полу в коридоре, провел рукой по лбу и уже изготовился сказать себе со снисходительным упреком: «А вот нехрен вкусные звериные трупы жрать на ночь в таком количестве», — и тут увидел, что напротив, совсем рядом на полу сидит какой-то неопрятный пожилой мужик с необъятным брюхом, тонкой шеей и мутными не то с перепоя, не то от бессонницы глазами. Как он сюда попал?!
В панике я вскочил на ноги, и чужой мужик тоже вскочил, дико вращая глазами и судорожно открывая рот, как рыба, вытащенная из воды; только тогда я понял, что этот пузатый хмырь — мое собственное зеркальное отражение, и вот тут мне стало по-настоящему страшно, а все, что было до сих пор — пустяки, дело житейское, сон в летнюю ночь.
Крик перегорел во мне прежде, чем я открыл рот; зазеркальный мужик сполз обратно на пол и тихо, но твердо сказал вслух: «Нет, так не пойдет». А еще какое-то время спустя жалобно спросил: «Это сколько же мне лет теперь?» И почти сразу, свистящим от ужаса шепотом: «А Ларка, выходит, тоже… такая?»
Надо было пойти и посмотреть на нее — вот прямо сейчас, сразу, не откладывая, узнать правду и сдохнуть от нее на месте, а еще лучше — придумать, что со всем этим можно сделать. Всегда можно что-нибудь сделать. Пока человек жив, все поправимо, я точно знаю, я много раз проверял.
Но я так боялся заходить в комнату, где спала Лара, что вместо этого поплелся на кухню, где, я вспомнил, остались какие-то сигареты; я не понимал пока, являемся мы с пузатым мужиком из зеркала одним целым, или все-таки двумя разными существами, которым предстоит смертельная битва за сомнительное удовольствие существовать в этом восхитительном теле, но курить хотели мы оба, и это было куда хуже, чем хотеть курить в одиночку. Поэтому я пошел на кухню, достал из пачки сигарету «LM», чиркнул спичкой, затянулся горьким дымом и тут же, зажимая рот руками, помчался в туалет. Меня вывернуло наизнанку — не то от скверного курева, не то все-таки от страха, но после этого стало ощутимо легче.