Тогда она решила прогуляться, проветрить голову. Быть может, полюбоваться видами Сакраменто: она еще не бывала здесь, хоть и выросла всего в одном дне езды отсюда.
Перед уходом она постучала в дверь Руби, но подруга не отозвалась. Потом вспомнила: Руби, как и Вайолет, собиралась провести день с едва знакомым мужчиной.
До здания законодательного собрания было пятнадцать минут ходу. Там она прилежно осмотрела белое здание с куполом, посидела на скамейке под одной из величественных тенистых секвой в парке, который недавно разбили вокруг. Если верить изданиям радикального толка, законодательное собрание Калифорнии было по большей части куплено и содержалось на средства баснословно богатых фабрикантов.
Тут Эди перестала себе врать, встала и двинулась по Джи-стрит.
Голос она услышала раньше, чем увидела толпу. Женский голос громко и звонко разносился вокруг. Эди завернула за угол, на Шестую улицу – человек пятьдесят стояли на широком щебеночном подъезде какого-то большого дома за черными коваными железными воротами.
Большую часть толпы составляли элегантные ученые дамы в модных шляпках и изящно подогнанных костюмах. Но немало было и продавщиц, и трудящихся женщин, к чьим ногам жались дети. Многие носили сверкающие золотые булавки на обшлагах или золотистые нагрудные ленты с крупными буквами: «Голоса женщинам». В отдалении Эди еле различила силуэт женщины в серо-голубом костюме, стоявшей на импровизированном помосте.
Когда Эди подошла поближе, женщина на возвышении что-то сказала, и публика разразилась аплодисментами. Толпа устремилась вперед, Эди, плотно зажатую телами, повлекло туда же – и вот она наконец рассмотрела выступающую как следует.
Лора де Форс выглядела в точности так, как Эди ее себе и представляла: статно и элегантно. Платье, пусть и подчеркивало фигуру, было простым; единственным украшением служила приколотая на груди желтая роза: желтый был цветом суфражисток. Светло-русые волосы были стянуты на затылке в удобный узел, но лицо обрамляли несколько выбившихся прядей, будто демонстрируя: все в этой женщине рвется на свободу.
Лора де Форс подняла руки в перчатках, и аплодисменты стихли.
– Слишком долго, – выкрикнула она звонко и уверенно, – женщин систематически подавляли и угнетали. Слишком часто девочку, что осмелилась высказаться вразрез с мнением, скажем, брата, ждет отвратительное и оскорбительное напоминание о ее низшем положении, звучащее как «Ты же девочка. Что ты в этом понимаешь!».
Толпа загудела зло и согласно. И хотя Эди шумела вместе со всеми, краем сознания она невольно вспомнила совсем иного мужчину – отца, какого знала в раннем детстве. Мужчину, который, учуяв ее интерес, разрешал ей по утрам читать с ним газету. Вспомнила, как плясала гордость в его ярко-синих глазах, когда Эди приводила аргументы из прочитанного в споре. Как отец брал ее с собой в пустую церковь, когда репетировал проповеди, и терпеливо наставлял ее в ораторском искусстве.
Вспомнила, каким он был, пока все не изменилось.
«Эдит, ты уже не ребенок. Я и так достаточно потакал твоему противному природе увлечению».
– Закон людской и божий, – продолжала Лора де Форс, – объединились против женщин и объявили их место в жизни богомерзким и подчиненным. В глазах закона женщина всегда под чьей-то опекой. Сперва отцовской, а потом и вовеки – супружеской. Но я стою здесь сейчас перед вами, и я говорю вам, что женщины больше не желают оставаться вещами!
Толпа снова согласно взревела. В этот раз Эди кричала с остальными, пока не охрипла.
Лора подняла руки, призывая к молчанию, дождалась, пока все затихнут, и продолжила.
– Миссис Дороти Драер, – торжественно произнесла она, – жена, мать двух детей, лишь последняя из множества женщин, павших жертвами несправедливых законов этой страны. Законов, разработанных мужчинами. Истолкованных мужчинами. И мужчинами примененных. Государство, живущее на налоги, которые платят и женщины тоже, вынуждает женщин соблюдать законы, которых они не принимали! А потом по этим самым законам их заключают под стражу и сажают в тюрьмы – без права на суд присяжных-женщин!
Толпа снова взревела, на сей раз не только с восторгом. Теперь к нему примешивалась ярость.
– Я подготовила список, – выкрикнула Лора, показывая стопку листов, покрытых официального вида печатным текстом, – причин, по которым мужчина имеет право поместить в лечебницу для душевнобольных свою жену, дочь или другую подопечную. И уж поверьте мне, бремя доказательства лежит не на нем! Как вы, несомненно, знаете, – продолжила она, – в этот список входит прием лекарств для предотвращения зачатия, даже в случаях, когда это обычно счастливое событие крайне опасно для здоровья матери. Но еще тут есть привычка читать романы! А вот еще преступление – быть плохой собеседницей. А какова дерзость – проявлять интерес к политике!