— Вы знаете, Сергей Иванович, но мне кажется, эта тема — тема попаданцев — вообще весьма перспективная. Так сказать, не паханное поле, особенно в СССР. Тут можно ох как развернуться! Вот, к примеру, Первая мировая война… Согласитесь, что о ней в общем-то особо не пишут.
— Ну, война империалистическая, поэтому, наверное, идеологически неправильная.
— Согласен. Но ведь там же так же воевали наши русские люди, боролись за свободу своей страны…
— И за кошельки буржуев, — хмыкнул Павлов.
— Не без этого, выбора-то у них не имелось. Хотя у меня относительно Первой мировой вот тоже сюжет неплохой есть.
— Ну-ка, ну-ка…
— Вот представьте, наш современник, отличный хирург служит в Средней Азии в пограничных войсках, и случайно погибает от пули бандитов, которые пытались перейти границу…
Да простит меня талантливейший писатель Анатолий Федорович Дроздов, но тему «Зауряд-врача» я выдал чуть ли не в полном объеме. Как помнил, конечно.
Павлов так же все быстро записал, при этом совершенно не обращая внимания на окончательно остывшую еду. Когда я закончил, он промокнул салфеткой вспотевший лоб.
— Вы знаете, Арсений, если, как вы говорите, это альтернативная история… Хм, тут надо будет подумать, как все подать.
— Так время ещё есть. Главное — успеть опубликовать книгу к юбилею Победы.
В этот момент к нашему столику подошёл Высоцкий.
— Извиняюсь, что мешаю вашему общению, — с улыбкой сказал он и посмотрел на Павлова, который, без сомнения, узнал артиста. — Владимир.
Писатель с пиететом пожал протянутую руку, явно испытывая что-то вроде небольшого культурного шока. А Высоцкий снова повернулся ко мне.
— Арсений, хорошо, что вы с невестой ещё здесь. Когда, напомни, у вас свадьба? 30-го? В 10 утра… Я вот тебе записал свой адрес и телефон домашний, — он протянул мне листочек, вырванный, похоже, из такого же блокнотика, в который записывал мой рассказ Павлов. — Я ведь могу и закрутиться, забыть, а ты мне от правь приглашение почтой — тогда точно не забуду.
— Хорошо, обязательно отправлю… Отправим, — поправился я. — На вас и Марину.
— Но это, опять же, если я буду в Москве, а не в европах, куда меня жена летом на месячишко хочет увезти… Ох!
Он неожиданно схватился за сердце и медленно присел на остававшийся единственным свободным стул.
— Что случилось? — тут же спросил я. — Сердце?
— Да-а, — поморщится досадливо Владимир Семёнович, — прихватывает иногда, потом отпускает.
— С сердцем шутки плохи, — покачал я головой. — Давно обследовались?
— Месяца три назад. Стенокардию нашли, предлагали подлечиться, да куда там с моим графиком… Фух, кажется, полегчало. Ладно, пойду, там у нас компания подобралась, Никита Михалков с Адабашьяном подошли, новый их фильм обсуждаем, который сейчас в производстве находится, там Табаков Обломова играет.
— «Несколько дней из жизни Обломова»? — не удержался я.
— А, может быть, что-то такое про название Никита говорил. А ты-то откуда знаешь?
— Да-а, так, слышал где-то краем уха.
Высоцкий ушёл, а мы с Ритой наконец добрались до десерта, и ещё минут десять спустя оставили Павлова в одиночестве доедать свой ужин, на прощание пообещав друг другу продолжать сотрудничество. Сергей Иванович видел в этом большие перспективы, и тут я был с ним полностью согласен.
Кто бы мог подумать, что мы снова увидимся с Высоцким всего через два дня… Причём в нашей больнице и в нашем отделении, куда он попал в качестве пациента. Выяснилось, что Владимир Семенович в ночь почувствовал недомогание. Если бы с ним рядом была Марина, наверное, немедленно вызвала бы «скорую». Но актёр решил потерпеть, и только утром пригласил участкового врача. Та появилась на удивление оперативно, возможно, узнав, кто её дожидается, определила у занемогшего приступ стенокардии и предложила немедленную госпитализацию. Вот по направлению участкового врача Высоцкого почему-то в нашу ничем не выделявшуюся больницу и отправили.
Я сам с утра мотанулся в институт, посетил совещание на кафедре, и только когда ближе к обеду заявился в отделение, узнал о знаменитом пациенте. Положили артиста в палату на двоих, что находилась справа от сестринского поста. Таких палат было две. Одна уже была заселена, а вторая пустовала, так что Высоцкого в неё и определили. И не факт, что у него появится сосед, всё-таки знаменитость. Тем более в других палатах свободные места имелись в достатке — только в пятницу три места в мужских палатах освободились. Один пациент, к сожалению, скончался, ну там и возраст был — 91 год, я бы просто физически, наверное, не смог восстановить его сердечно-сосудистую, настолько всё было изношено. Честно говоря, и сам больной не горел желанием жить. После смерти жены в последние двадцать лет жил бобылём. Единственная дочь была репрессирована за связь с «врагом народа» и сгинула в лагерях, так и не оставив наследников. Фёдор Иванович отказался от иглоукалывания, мол, всё равно что мёртвому припарка. Меня уже супруга моя Танюша на том свете заждалась, да и дочка Ксения тоже. Такая вот грустная история.