— Ой, да ладно, этот Бобик никогда никого не кусает, только лает. А на меня вообще не кидается, потому что я ему всякие вкусняшки даю. Вот, видишь?
Она показала полиэтиленовый пакетик, в котором лежало несколько кусочков сырого мяса.
— Наш шашлык? — скорее констатировал, чем спросил я.
— Ага, он самый, незаметно взяла, а то папа фиг бы дал. Идем?
Шавка и впрямь не заставила себя долго ждать, выскочила непонятно откуда, и тут же кинулась, размахивая калачиком хвоста, к Рите, при этом косясь в мою сторону недобрым взглядом. Лохматая псина в холке мне чуть ниже колена, а из-за лохматости и не понять была, насколько она упитана. Вернее, насколько тоща, вряд ли хозяйка её закармливает.
— Привет, Бобик!
Рита присела на корточки, потрепала пса за свалявшуюся шерсть, тот попытался лизнуть кормилицу в лицо, но Рита быстро отстранилась, не забывая говорить с псом ласковым тоном, и вывалила перед ним на землю сырое мясо. Первый кусок Бобик, показалось, проглотил моментально. Оставшиеся три взял в зубы и, оглянувшись ан нас, потрусил в сторону забора, под которым, как оказалось, имелся лаз, в который пёс и пролез.
— Вот ты и познакомился с Бобиком, он тебя, если что, по запаху узнавать теперь будет, — коротко рассмеялась Рита. — Ладно, идём я тебе кое-что покажу.
Этим «кое-что» оказалась находившаяся в паре километров от посёлка старая усадьба, принадлежавшая до революции какому-то то графу. Усадьба красного кирпича была в два этажа высотой. Чем-то она мне напомнила ту, что находилась в селе Куракино. Причём эта сохранилась даже вроде бы получше, ещё местами виднелись следы былого величия. А в сотне метров от усадьбы возвышалась церквушка с колокольней, уходившей вверх метров на двадцать.
— Масоном был граф, — сказал я, задумчиво разглядывая строение.
— Это почему? — спросила Рита.
— А ты на фронтон погляди… Лепнина изображает заключённый в треугольник глаз с расходящимися от него лучами, ещё вон и циркуль под ним, а это масонские символы.
— Я слышала, даже Пушкин был масоном.
— И не только. В 18 и 19 веках в России быть масоном считалось круто, как сейчас состоять в КПСС. Суворов был масоном, Кутузов, Карамзин, Грибоедов, император Павел I… Вообще вроде бы масонство в Россию завёз Пётр I, его ещё, по слухам, в Голландии завербовали. А вот при Александре I все эти тайные ложи стали прикрывать, и только в начале 20-го века масоны в России вновь активизировались. Тот же Николай Гумилёв состоял в ложе.
— Слушай, какой ты начитанный, — округлила глаза Рита и тут же сменила тему. — Давай на колокольню заберёмся? Оттуда вид просто потрясающий. Поднималась на неё последний раз в 16 лет, лестница ещё была в более-менее приличном состоянии.
— А если сейчас уже не в приличном? Не боишься оттуда сверзиться?
— Ха, так ведь ты у меня есть, великий целитель, который даже мёртвых воскрешает! — не без пафоса произнесла девушка.
— Ну с мёртвыми, пожалуй, перебор, а в целом ты права.
После чего схватила меня за руку и потянула к колокольне. Минуту спустя мы оказались внутри сумрачной башни. Обрывки старых газет, рваный башмак без шнурка, пустая бутылка из-под пива «Колос»… А на «второй этаж» вела слаженная из металлических прутьев лестница, причём как минимум половины прутьев не хватало. Странно, что ещё всю лестницу не срезали на металлолом.
Но в целом расстояние между прутьями было не такое больше, так что перешагнуть через недостающее звено не было большой проблемой. Во всяком случае, для меня. Кстати, и в дощатом покрытии зияло несколько дыр из-за нехватки досок.
— Полезли? — с улыбкой спросила Рита.
— Раз тебя не отговорить, то полезли. Только я первый, буду проверять лестницу на прочность.
Нельзя сказать, что подъем на третий, самый высокий уровень, превратился в экстремальное приключение, но поволноваться пришлось. И не за себя — в какой-то момент нога у Риты соскользнула с ржавой перекладины, и на пару секунд она повисла на руках.
— Ой!
На это восклицание я и обернулся посмотреть вниз. У самого тут же сердце ухнуло куда-то в пропасть. Но Рита с проблемой справилась самостоятельно, не дожидаясь, пока я приду на помощь; подтянулась на руках и поставила ногу на перекладину.
— Ты как? — спросил я, чувствуя, как с виска по щеке стекает капля пота.
— Нормально, — почему-то немного виновато улыбнулась она. — Ерунда, последний пролёт — и мы наверху.
Настил самой верхней площадки сохранился относительно неплохо. Видно, за досками сюда не всякому охота было забираться. Доски, кстати, были толстые, вроде как чуть ли не из морёного дуба, такие и через триста лет не потеряют своих качеств.