Выбрать главу

Она тихонько рассмеялась.

Из дому вышел Котельников.

— Вы что тут, с Виталиком целуетесь?

— Нет Виталия.

— Как нет? — он оглянулся по сторонам.

— В магазин побежал.

— Еще не вернулся? Что-то долго. Наверное, встретил кого-нибудь. Ой, Тоша, смотри, уведут у тебя жениха.

— Не уведут, — спокойно сказала. И тут же забилась тревога. В самом деле, где можно столько разгуливать? Магазин в двух шагах. Неприлично вот так бросать гостей.

— Пойду встречу, — Котельников ушел.

Во двор шумно выбежали Ирина и Майя. За ними, что-то мурлыча, плелся Манжуров.

— Куда это все завеялись? — Майя притянула к себе Тошу. — Да что с тобой?

Обхватив себя скрещенными руками, Тоша тряслась в нервном ознобе.

Вернулся Котельников, взъерошенный, растерянный. Подошел к компании и неестественно громко сказал:

— Ребята, тут вот что, только не паниковать. Словом, тетка у магазина сказала, что недавно кого-то сбила машина.

— Ну и что? — беспечно повела плечами Ирина. — За день уйма происшествий.

Котельников молча подошел к Тоше, взял под руку, и она почувствовала, как ноги ее ватно проваливаются в пустоту.

Потом Манжуров обзванивал больницы. Из областной клиники ответил молоденький, почти веселый голосок дежурной, что да, около часа назад на одной из центральных улиц «рафик» сбил мужчину лет двадцати пяти — тридцати. На этом же «рафике» пострадавшего доставили в реанимационное отделение. Кто-то из персонала узнал в раненом ученика профессора Косовского. Профессора срочно вызвали в клинику, и сейчас идет операция. Положение больного тяжелое. Возможен летальный исход.

Профессор Косовский сидел запершись в своем кабинете и перечитывал два эпикриза. Первый констатировал смерть некоего Ивана Игнатьевича Бородулина, тридцати шести лет, умершего вследствие черепно-мозговой травмы. Это был несчастный и трагикомичный случай. Жена Бородулина попросила его достать с антресолей вязальный аппарат. Ножка табуретки, на которую влез Бородулин, надломилась, и он свалился. Высота мизерная, и все бы ничего, если бы аппарат не упал на него и не проломил левую височную кость.

Второй эпикриз извещал о гибели Виталия Алексеевича Некторова, двадцати девяти лет, сбитого машиной. Пролом грудной клетки, тяжелое ранение в области таза.

Оба пострадавших были одновременно доставлены в реанимационное отделение и скончались в один и тот же час с интервалом в одну минуту. Все попытки спасти того и другого оказались тщетными.

Нелепая гибель любимого ученика потрясла Косовского. И когда Петельков шепнул ему на ухо: «Михаил Петрович, может, попробуем?» — он взглянул на него как на сумасшедшего. Петельков выдержал взгляд. «Последняя надежда», — сказал он. Косовский понял — это действительно единственный шанс. Через минуту он уже готовился к сложнейшей, уникальнейшей в своем роде операции. И вот седьмой день его кабинет осаждают репортеры из Киева и Москвы. А он решительно избегает всяких интервью и думает об удивительной иронии судьбы, сделавшей именно Некторова пациентом нейрохирургического отделения.

Спрятав бумаги в сейф, Косовский пошел в палату, на ходу размышляя, скоро ли оперированный выйдет из состояния коматоза. И выйдет ли?

Распахнул дверь и замер — больной смотрел на него осмысленным взглядом. Лежал и улыбался. Рядом налаживала капельницу сестра.

— Чудесно, — пробормотал Косовский. — Улыбайтесь чаще и скоро будете танцевать. Глюкозу с инсулином вводили? — спросил он сестру.

— Да, — кивнула она. Поправила на капельнице бутылочку с плазмой и вопросительно взглянула на Косовского.

— Давление? — поинтересовался он.

— Сто двадцать на восемьдесят.

— Отлично. — Он мигнул ей, и она, поняв, вышла. Придвинул к кровати стул, сел. — Итак, как вас зовут?

Больной удивленно поднял брови.

— Чем заслужил столь официальный тон, Михаил Петрович? И к чему этот вопрос? Есть угроза амнезии? Наверное, меня здорово зацепило? — спросил он, прислушиваясь к своему голосу, хриплому и какому-то вялому. Прокашлялся. — Что со мной?

Память воспроизвела эпизод, когда он, по пути из магазина, позвонил по автомату Верочке Кораблевой и та скорбно поинтересовалась, правда это или сплетня, что он расстается со своей холостяцкой свободой.