Будучи скрытным по натуре, Антон нечасто делился новостями о своей личной жизни, поэтому на работе никто особенно и не знал ни о втором мире, ни имя девушки, с которой он мог провести выходной день в малодоступном для широких масс местечке, да и вообще о его мечтах и не прекращающейся внутренней борьбе. Вообще, про женщин он говорил, что с возрастом стал к ним относиться более скептически. 'Все предсказуемо, в начале отношений идут одни и те же слова, в середине отношений идут одни и те же слова, во время разрыва одни и те же слова. Нет никакого трепета душевного, разница - только во внешности. Единственное, что непредсказуемо, это срок этих отношений. Все. Все их обращения к тебе - они словно списаны с одного учебника. Ты для каждой и 'солнце', и 'лапа', и 'мой хороший'. Но разве мы лучше? Мужская половина сыпет понятиями такими же голословными, пустыми и ничем не подкрепленными. Но мы, мужики, находимся явно в лучшей позиции: у нас широкий выбор и психологическая устойчивость. А как быть им? Постоянная перемена настроения, но потому что выбирать приходится по большей части из тех, кто идет к тебе. Но ты никогда не знаешь: а вдруг именно этот раз последний?'.
Но такими глубинными мыслями Антон редко с кем-либо делился, зато многие знали о его 'левых' политических и экономических (даже скорее) предпочтениях, он уже давно смирился, что попытка открыться ведет к тому, что его сразу же обвешивают, как новогоднюю елку, штампами, из которых 'коммунист' - самый, пожалуй, безобидный. Антон был от природы не столько скромным - хвалил себя он довольно часто - сколько застенчивым. Он боялся звонков по телефону, и перед каждым нажатием зеленой кнопки мог минут пять ходить взад-вперед, подбирая необходимые слова, момент нажатия требовал от него глубокой решимости - словно назад дороги уже нет. Когда в трубке возникали гудки, Антон замирал, с каждой секундой увеличивалась надежда, что вызов принят не будет, и после пятнадцати секунд гудков, выдохнув, он сбрасывал со спокойной душой. Более того, застенчивость доходила до того, что он стеснялся просить человека вернуть деньги, данные в долг. Ладно, если бы он прощал, но нет - он переживал, прикидывал, чем компенсируется упущенная сумма. И да, он странно относился к деньгам - призывая уничтожить денежную систему как вредную для человечества, он мог расстаться с крупной суммой, словно ничего и не было, но параллельно пытаться сэкономить тридцать рублей, не оплачивая проезд на электричке.
Будет глубокой наивностью заявить, что Михаил был полной противоположностью Антона - иначе с чего бы им было так подружиться? Рост у Михаила был средним, сам он был довольно стройным, имел характерно спортивные черты тела, хоть и занимался собой нерегулярно. Внешность его была типично арийской - голубые глаза, светлые волосы, которые он неизменно подстригал по краям, оставляя то чуб спереди, то общий 'еж', а то некое подобие ирокеза в центре. Сам по себе Михаил почти всегда светился радушием, неизменно улыбался, готов был первым прийти на помощь, хотя и был иногда предельно неуклюж в этих попытках. Речь его была несколько рваной, он говорил, словно плевал, выкинув резкий порыв из пяти-десяти слов, после чего останавливался. Если он говорил по телефону, то, нервничая, начинал ходить туда-сюда с дичайшим упорством. Порой он был склонен говорить откровенную глупость, с его языка слетали весьма обидные для многих слова, которые сам Михаил никак не мог идентифицировать как обидные. Впрочем, глупо будет характеризовать его как конфликтного человека, - после всяких подобных недопониманий он резко бросался на попятную, откатывая пушки назад и, казалось бы, готов был восхищаться человеком, пред которым так яростно распинался каких-то пять минут назад, демонстративно подставляя щеки. Он был уроженцем Владимира, областного центра к востоку от Москвы, удаленным от столицы даже дальше, чем райские Петушки. В столице он еще со студенческих времен обитал у некой дальней родственницы, невесть как в свое время оказавшейся здесь еще в советские времена. Впрочем, родственница была вполне молода душой и телом, и, будучи незамужней, периодически отправлялась на поиски очередного счастья. В такие времена квартира оказывалась в полном ведении Михаила; когда он только переехал в Москву и учился на первом курсе, тут устраивались шумные вечеринки с тотальным пьянством и мордобитием, а также почти всегда оставались ночевать девушки, удовлетворявшие вкусу хозяина. Впрочем, ближе к защите диплома, Михаил стал серьезнее, и число подобных мероприятий неуклонно стремились к нулю.
В тот же период начала обучения (а это зачастую период самых светлых надежд, первый глоток свободы, особенно для впервые оторвавшихся от отчего дома на столь длинный период) Михаил был одержим идеей написать книгу, но, начав, забросил это дело, поймав себя на мысли, что его видение мира слишком напоминает пресловутых 'пикейных жилетов': то есть слова вроде бы правильные и очевидные, но ведь они и сказаны уже тысячи раз! Михаил пытался тогда написать нечто невесть нестандартное, но всякий раз понимал, что в таком случае понимать-то все и будет он сам и никто кроме. В итоге и впрямь получалась каша из очевидностей и бреда. Это была комбинация из где-то услышанных высказываний и мыслей, немного переработанная и добавленная своим, чисто юношеским взглядом на реальность. Набравшись сил и смелости, он уничтожил все это, поклявшись больше не писать.
'Что изменит написанное мной? Если оно ни на кого не повлияет - зачем все это писать, зачем тратить время - ценнейший ресурс - на подобную деятельность? А если повлияет - то уверен ли я в том, что оно поставит тех, кто идеями проникнется, на путь истинный? Ведь ни для кого не секрет, что все идеи, которые описываются теоретиками переосмысляются неверно. Почему? Люди слышат лишь то, что им хочется слышать и видят то, что хотят видеть. Я напишу фразу: 'Египетский фараон объявил войну своим южным соседям и двинул на них войска. Уже первый месяц кампании оказался предельно успешным, было взято в плен более тысячи эфиопов, которые были порабощены'. Какие могут быть интерпретации у этого? Кто-то скажет: 'О, про войну читать мне не интересно, мне нравится про любовь'. Кто-то скажет: 'Да какой интерес читать про эти древние войны, мне нравится про нынешние, с танчиками'. Кто-то скажет: 'Иди учи матчасть, школьник, я вот читал книгу по истории Древнего Египта и прекрасно помню про ту войну. Эфиопы оказывали доблестное сопротивление, пока у них на то были силы. Эта война не была легкой прогулкой для войск фараона'. Кто-то скажет: 'Почему он описал все это в двух предложениях? Неужели месяц кампании был таким безмятежным? Почему он не акцентирует свое внимание на трагедии эфиопов?' А кто-то, из одной соседней страны, скажет: 'Только русский мог написать такое, у них в крови - аннексировать соседние территории!' И так далее! В этой простой фразе, лишенной намека на двоемыслие, сухом факте, лишенного междустрочного смысла, люди будут находить подтверждение своему видению мира'.
Расставшись с творческой мечтой, Михаил окончательно остановился на следующей точке зрения: 'к тебе начнут прислушиваться, когда ты сделаешь себя как человека'. И он начал делать себя, углубившись в ту сферу, что манила его еще с раннего детства - бизнес. Он читал книги и воображал себя богачом, перед которым открыты все двери, которого все уважают. Сменив формат читаемых книг, он неожиданно поймал себя на мысли, что богатство и слава даются не столько для собственного блага, но для блага других. 'Имея много денег, я буду иметь и авторитет. Авторитет плюс деньги - необходимая и достаточная смесь для того, чтобы улучшить мир. Моя компания совершенствует мир своими качественными товарами и услугами - ведь мне не нравятся многие из тех, что есть сейчас. Она повышает уровень конкурентной борьбы, а значит, помогает всем потребителям. Моя компания создает рабочие места - а значит, помогает людям из более низших социальных страт'. Подобные мысли и стали основной мотивацией для Михаила, хотя, надо признать честно, первостепенными были все же видения себя в дорогой комфортной машине, достижение финансовой независимости от родственников, а в конечном итоге - перевод их на свое обеспечение.