Выбрать главу

К весне 1945 года у советской разведки появились два новых агента в англо-канадской группе ученых-атомщиков из Национального исследовательского центра по атомной энергии в Монреале. Первым завербовали английского ученого Алана Мея, тайного коммуниста. Мей работал над проектом с января 1943 года, но ГРУ долго к нему присматривалось, прежде чем пойти на вербовку. В конце 1944 года Павел Ангелов из резидентуры ГРУ в Оттаве, ставший «куратором» Мея, дал ученому задание добыть образцы урана.

9 августа 1945 года, в день атомной бомбежки Нагасаки и через три дня после Хиросимы, Мей передал Ангелову доклад об атомных исследованиях, информацию о сброшенной на Хиросиму атомной бомбе и два образца урана — обогащенный уран-235 в стеклянной пробирке и осадок урана-233 на платиновой фольге. Резидент ГРУ в Оттаве полковник Николай Заботин отправил в Москву с образцами своего заместителя подполковника Мотинова. Мей был награжден: Ангелов подарил ему бутылку виски и вручил двести канадских долларов.

В сентябре 1945 года, когда на Запад сбежал один из офицеров ГРУ в Оттаве, большая часть сети ГРУ в Канаде была свернута, но агентура НКГБ осталась практически не тронутой. Среди агентов НКГБ был второй важнейший атомный шпион в Монреале Бруно Понтекорво, блестящий физик, эмигрант из Италии.

Родившись в 1913 году в еврейской семье и покинув Италию в период антисемитского разгула фашистов в 1936 году Бруно в начале 1943 года попал в монреальскую англо-канадскую группу ученых, занимавшихся проблемой атома. Получив доступ к секретным материалам, Понтекорво, немедленно написал письмо в советское посольство в Оттаве, предложив свои услуги в качестве агента. Письмо попало не в ГРУ, как в случае с Меем, а к «соседям» — в НКГБ. Вначале резидент не придал письму никакого значения, приняв его за фальшивку или провокацию. Не получив ответа, Понтекорво лично доставил в посольство секретные документы и расчеты. Резидентура НКГБ оказалась неспособной понять значение этих документов, но переправила их в Москву, откуда вскоре пришло срочное указание немедленно установить контакт с ученым, предоставившим эти материалы. Такими элегантными методами Советский Союз собирал сведения об атомной бомбе.

Сталин обо всем этом знал, знал гораздо больше, чем кто-либо, знал то, о чем до сих пор не знает и даже не догадывается ни один человек.

И тем не менее, в атомную бомбу не верил. Не верил, хотя об атомном оружии мечтал еще Ленин, почитывая в научных журналах статьи Резерфорда и Вернадского, не верил, хотя и сам порой «умствовал» о «какой-нибудь такой штучке, которая бы сделала Красную Армию действительно непобедимой». И поверил только, когда получил фотографии из Хиросимы…

* * *

Раздался звонок внутреннего телефона. Только один человек мог пользоваться этим телефоном — начальник личной канцелярии Сталина и его неофициальный секретарь Александр Поскребышев. Он напомнил диктатору, что маршалы, которых он вызвал из Германии и Дальнего Востока, прибыли и ждут. Будет ли он принимать их?

— Пусть подождут, — приказал Сталин.

Он вызвал маршалов в Кремль, чтобы более конкретно обсудить планы начала Третьей Мировой войны.

Нельзя сказать, чтобы Сталин не знал истинного положения дел в стране. Советский Союз понес в войне чудовищные потери, сотни крупных городов и тысячи населенных пунктов были в буквальном смысле слова стерты с лица земли. В армию были призваны пятнадцатилетние мальчики и шестидесятилетние старики. Продовольственное положение в стране было критическим — от полного голода спасали только поставки союзников. Но зато с помощью тех же союзников удалось на полные обороты запустить военную промышленность, кующую горы оружия, а также создать, поставив под ружье 18 миллионов человек, такую военную машину, которую на волне победоносного наступления по Европе, казалось бы, никто не в состоянии был остановить.

Конечно, союзники обладают мощными военно-воздушными и военно-морскими силами, но и наша авиация не последняя в мире.

А флот? Вряд ли мощный флот союзников сможет как-то заявить о себе в предстоящей операции, которая планируется как сугубо сухопутная. А в сухопутной воине мы намного сильнее и американцев, и англичан, и всех других, кто вместе с ними. Им просто не выдержать силу наших танковых ударов и огня нашей артиллерии.