Нагасаки, город с двухсоттысячным населением, подобно Сан-Франциско, располагался на холмах, окружающих красивейшую бухту, выходящую в Восточно-Китайское море. Город и порт были сказочно красивы, особенно сейчас, когда рано наступившая осень окрасила листья на деревьях в красно-коричневые и желтые цвета. Центр Нагасаки выходил прямо на бухту, куда с севера втекала река Ураками. С течением веков Нагасаки из небольшой рыбачьей деревушки превратился в крупный промышленный центр военного кораблестроении, судоремонта, являясь одновременно океанским портом и крупнейшей военно-морской базой японского флота.
На заводах фирмы Мицубиси изготавливались почти 90 % общего количества мин и торпед для нужд японского флота и морской авиации.
Еще с 1571 года, когда в бухте Нагасаки появились первые португальские корабли, город стал местом распространения по всей Японии табака, огнестрельного оружия и христианства. Причем последнее распространялось столь стремительно, что властям пришлось применять решительные меры для остановки этого процесса. Все христианские миссионеры были либо убиты, либо выдворены из Японии. Однако, их дело не пропало. В XVII веке тридцать семь тысяч христиан восстали против религиозных притеснений. Укрепившись в одном из замков вблизи Нагасаки, повстанцы при поддержке нескольких голландских кораблей три месяца сражались против войск Верховного Сегуна, пока не были уничтожены до единого человека.
Но христианство уцелело, и по сей день Нагасаки оставался наиболее европеизированным и христианским городом Японии со множеством христианских церквей и школ, сотнями зданий европейского типа, включая мансион Гловера, где, согласно легенде, жила знаменитая мадам Баттерфляй.
Ныне, когда-то шумные и оживленные улицы города были пустынны. Жизнь была полностью подчинена законам военного времени. Работа, короткий отдых и снова работа. Военные заводы работали в три смены, круглосуточно. На человека выдавалась лишь четверть нормы риса, а овощи жители выращивали сами на огородах, разбросанных повсюду: во дворах, скверах и на окраинах. Не было ни молока, ни мяса, ни сахара, ни яиц.
В тот момент, когда к Нагасаки подлетал бомбардировщик майора Суини со второй атомной бомбой, в город, к себе домой, возвращался Сигееси Моримото, все еще находившийся в ошеломленном состоянии. Всего за три дня до этого Моримото чудом избежал гибели в Хиросиме, где он работал несколько последних месяцев над созданием аэростатов воздушного заграждения. Во время взрыва Моримото оказался менее чем в девятистах метрах от эпицентра, но стены цеха прикрыли его от теплового излучения и ударной волны. Вместе с тремя другими рабочими Моримото удалось бежать из Хиросимы и вполне благополучно добраться до Нагасаки. Всю долгую ночь, добираясь на грузовике до Нагасаки, Моримото и его товарищи, естественно, обсуждали эту «новую американскую бомбу». Не было ли это возмездием высших, сверхъестественных сил за нападение на Перл-Харбор? Добравшись, наконец, до дома, Моримото никак не мог отделаться от какого-то странного, предчувствия, что «эта бомба» будет теперь преследовать его повсюду, куда бы он ни уехал. Он решил предупредить об этом свою жену. Было уже почти одиннадцать часов.
Еще раньше, в своем доме в центре Нагасаки учительница Тэ Адаси, вдова солдата, поймала по радио американскую передачу на японском языке:
«6 августа в 08:15 на Хиросиму была сброшена бомба, уничтожившая многие тысячи людей. Их буквально разнесло на куски взрывом невероятной силы. Беспощадное разрушение будет продолжено, если японский народ немедленно не прекратит бессмысленного сопротивления…»
Адаси быстро перевела ручку настройки приемника на другую волну — слушать передачи противника запрещалось под страхом жесточайшего наказания.
Учительница настроила приемник на официальные известия. О Хиросиме упомянули лишь в конце выпуска: «Несколько дней назад на Хиросиму была сброшена бомба нового типа, причинившая некоторый ущерб, точные размеры которого пока не установлены. В этом направлении ведутся работы».
Пытаясь подавить беспокойство, Адаси выключила приемник и отправилась на работу. Тысячи людей в разных концах города сделали то же самое.
Только один человек в Нагасаки более-менее точно знал, что произошло в Хиросиме. Это был двадцатишестилетний Джунджи Сато, корреспондент японского телеграфного агентства «Домей».