Когда секретарь райкома ушел достаточно далеко, Алексей спросил Степана:
— Ты чего ж не написал заявление?
Тот неловко улыбнулся, объяснил, пряча глаза:
— Это всегда надо быть передовиком, а я не могу. И Вениамин будет ругаться…
— Кто? — удивился Алексей. — Твой брат?
— Он сказал мне: никуда не суй носа без моего разрешения! Я и не сую.
Это было непонятно Алеше. Но еще больше его удивила Аня. Когда он рассказал о встрече с Иваном Зверобоем, Аня спросила:
— Ты не боишься, что тебя на фронт заберут?
— Чего ж бояться? Если надо будет, заберут: на то я и в комсомол вступаю.
— Нет, я не смогла бы, — призналась Аня. — Это надо быть такой, знаешь, боевой! А я — трусиха.
— Ты? — не поверил Алексей.
— Ну да, правда! — улыбнулась Аня.
Алексей больше не заговаривал с ней на эту тему. К тому же Зверобой не появлялся у них в бригаде, и Алеша стал сомневаться, примут ли его самого в комсомол, — где уж тут было уговаривать Аню!
Дни все еще стояли погожие, и ребята были в поле с утра и до вечера. Однажды, уже в октябре, Алексей и Степан скосили больше обычного — такой выдался день, что все у них ладилось, останавливались всего один раз, на обед. К вечеру, когда солнце было уже на закате и Аня замеряла скошенную делянку, Алексей и Степка распрягли лошадей и, пока не стемнело окончательно, принялись точить ножи косилки. Внезапно из-за высоких зарослей чернобыльника вынырнул на своей Мушке бригадир. Увидев брата, Степан сказал встревоженно:
— Ну, сейчас нам будет!..
— Это почему?
— Ты молчи, — торопливо проговорил Степка. — Он будет ругать, а ты молчи…
Степка неплохо изучил брата: еще не подъехав к ним, Антонов спросил:
— Почему бросили работать?
Голос его не предвещал ничего хорошего, колючий взгляд — тоже. Но Алексей не чувствовал за собой вины, потому ответил:
— Мы не бросили, мы сегодня скосили больше, чем вчера. А сейчас ножи точим, чтоб завтра с утра были готовы.
Антонов раздраженно хлопнул плетью по голенищу своего сапога.
— Больше или меньше — не вам судить! Ваше дело работать. Солнце еще на полдень, а они уже распрягли лошадей!
Алексей разозлился: работали, старались, а он еще и ругает!..
— Такой полдень бывает только в Арктике! — сказал он с вызовом.
— Чего? — не понял сперва Антонов. — В какой Арктике?
— В обыкновенной.
Еще до войны Алеша читал книжку с таким названием — «Обыкновенная Арктика». А так как солнце сейчас уже коснулось краем горизонта, то он имел все основания вспомнить про Арктику. Бригадир наконец сообразил, что над ним вроде издеваются, и обрушился на Алексея с бранью:
— Скажите пожалуйста, умник! Лодырь несчастный!
Антонов рассердился не на шутку. Его лицо в оспинах покраснело от злости, он то и дело щелкал в раздражении плеткой по голенищу. Мушка под ним вздрагивала, беспокойно перебирала ногами. Антонов дергал повод, раздирал стальными удилами губы Мушки, и Алексею было жаль лошадь.
— Это что — не подчиняться? — не унимался бригадир. — Самовольничать? Это кому позволено в военное время?
Алексей видел, как с дальнего конца делянки к ним приближалась Аня, и ему не хотелось, чтоб она слышала брань Антонова. Сказал примирительно:
— Вениамин Васильевич, мы не самовольничаем. Весь день без отдыха работали, лошади совсем останавливаются…
И не докончил, потому что испугался: сейчас Антонов скажет: а кто виноват, что ты, Алексей Торопов, проспал наших лучших коней?..
Но Антонов не сказал этого, он лишь перевел взгляд на брата. Степан, нагнув голову, присел на четвереньках возле точильного круга. В руках он держал нож от косилки — длинную металлическую полосу с треугольными стальными пластинками. Его молчаливая покорность почему-то раздражала бригадира не меньше, чем слова Алексея. Он вдруг набросился на брата, едва не наезжая на него лошадью:
— А ты чего потупился, молчишь? Знаю, это твоих рук дело. У-у, идол!
Антонов вдруг с размаху ударил плеткой по плечу брата. Степка отпрянул, выронил нож, схватился за плечо. Лицо его скривилось от боли.
Алексей бросился вперед, стал между Степкой и лошадью.
— Вы что деретесь? — каким-то тонким голосом крикнул он, сжимая в руках вилы. — Вы не имеете права драться! Я на вас пожалуюсь председателю!
Почему Алексей вспомнил председателя, он и сам не мог бы сейчас ответить.
Антонов на миг опешил, глядел на Алексея дурными, округлившимися глазами. Потом сдал Мушку назад и произнес не то с угрозой, не то с удивлением.
— Поглядим на тебя, посмотрим!..