Выбрать главу

— А про родителей?

— Нет.

У Тырышкина мгновенно отлегло от сердца. Про родителей скорее всего тоже соврал. Осталось вывести его на чистую воду и наказать. Надрать уши или выпороть как следует, чтобы в следующий раз неповадно было шантажировать людей. А сейчас спать.

Массовое паломничество в его квартиру началось с прихода соседки. Евдокия Семеновна Петракова с молодых лет славилась неуемным любопытством, и исправно разносила сплетни по всей округе. Она знала все и обо всех. Кто женился, кто развелся, чей муж бегает на сторону, кто с друзьями пьет пиво в гараже вместо того, чтобы ремонтировать машину, чей сын курит, прячась по углам, почему поругались подруги, дружившие со времен школы, кто подарил дорогую сумочку замужней женщине с безупречной репутацией. Выйдя на пенсию, Евдокия Семеновна целиком посвятила себя любимому делу, и деятельность по распространению сплетен приобрела грандиозный размах. Когда Тырышкин разводился, то на своей шкуре почувствовал насколько сильно ее влияние. Соседские кумушки почесали языками вволю, и растерзали остатки его репутации в клочья.

Озвученная в десять часов утра просьба одолжить соль и спички прозвучала тревожным набатом. Тырышкин понял, что его снова взяли в разработку, и надо занимать глухую оборону, пока не стало слишком поздно. Плотно закрыв дверь в комнату, он увел соседку на кухню, сунул ей в руки три пакета с солью, и стал искать спички.

— Говорят, к тебе вчера девушка приходила, — осторожно кинула пробный камень Евдокия Семеновна.

Тырышкин подумал и решил одолжить пару килограмм сахара. На всякий случай. Вдруг внезапно закончится.

— Молодая, да размалеванная...

Брикет зеленого ароматизированного чая немедленно перекочевал в руки просительницы. Сам он его не пил, купила бывшая жена, и не забрала, когда уезжала. Срок годности давно истек, а выкинуть руки не доходили, и вот неожиданно пригодился.

— И все еще не ушла, — драматично продолжила Евдокия Семеновна. — Целую ночь наедине с мужчиной. Куда смотрят родители? — она перевела дух, сокрушенно покачала головой и продолжила. — Что за девушки пошли? Пьют, курят, ходят по улицам полуголые, не ночуют дома! Это же просто кошмар, разврат, криминальная хроника!

Неважно, что чай просрочен - здраво рассудил Тырышкин, и волевым усилием задавил слабые угрызения совести в зародыше. Нет ни малейшего повода для волнения. У ядовитых змей сильный иммунитет.

— Проститутку, что ль, вызвал? — Евдокия Семеновна не желала сдавать позиций.

Тырышкин протянул руку вглубь шкафчика, не глядя, вытащил надорванную упаковку лаврового листа, и торжественно сообщил.

— Спичек, к сожалению, нет.

— Жениться тебе надо! — отчаянно кинулась в атаку Евдокия Семеновна.

— Зато есть тушенка. Отечественная, из свинины, — Тырышкин нагнулся, открыл дверцу, достал с полки стеклянную банку, наполовину заполненную растопленным салом, критически оглядел соседку, еле видную за горой продуктов, уместил банку сверху и посоветовал. — Прижмите подбородком, а то упадет.

— Кругом сплошной спид и гонорея! — продолжала увещевать Евдокия Семеновна. — И разносят заразу гулящие продажные девки.

— Вы идите осторожно, — посоветовал Тырышкин, и, крепко придерживая ее за локоть, повел на выход. — Тут порог. Так... Постойте, постойте. Сейчас открою дверь.

— А что слышно об Алене? Дочку давно видел? — сделала последнюю попытку Евдокия Семеновна. — И ведь такая хорошая семья у вас была.

— Продукты можете не возвращать, — великодушно сказал Тырышкин, захлопнул дверь, перевел дух и пошел досыпать.

— С кем ты говорил? Старая любовница? — Сергей прижался щекой к его груди и громко зевнул.

— Старая, но не любовница, — чувствуя, как спадает напряжение, ответил Тырышкин. — У соседки кончились спички и соль.

— Ясно... Должен сообщить кое-что. Я ревнивый как Отелло, и потому не потерплю никаких телок. Ни молодых, ни старых.

— Да не вопрос, — не иначе как сдуру он решил поддержать игру несносного мальчишки. — Заведем кота или попугая.

— Лучше собаку, будет отгонять назойливых соседок, — сонно пробурчал Сергей. — Всегда мечтал об овчарке. Выгуливать будешь ты.

— А ты чем займешься?

— Буду украшать своим присутствием эту холостяцкую берлогу, и придавать смысл твоему унылому существованию.

— Неплохо, — одобрил Тырышкин, и небрежным жестом взъерошил ему волосы. — Но маловато. Плюс посуда и вынос мусора.

— Что? — Сергей подскочил и навалился на него, возмущенно сверкая глазами. Сонливости как не бывало, словно батарейку заменили. — Я никогда не буду хозяюшкой, — его губы презрительно скривились.

— Придется, — внушительно заявил Тырышкин. — Или с вещами на выход.

— Я учусь, мне некогда! В конце концов найми домработницу!

— Ты забыл, где я работаю? Мальчик, я не олигарх, — съязвил Тырышкин. — К тому же, ты сам заявил никаких телок. Так что, посуда и мусор - твои обязанности.

— Мы обсудим это попозже, — упрямо задрав подбородок, сказал Сергей.

— Нечего обсуждать, — сурово отрезал Тырышкин, и продемонстрировал фирменный взгляд, при помощи которого выбивал признания последственных. — Это взрослая жизнь, а не танцульки на паркете. Решай.

Неизвестно во что бы дальше вылилось их противостояние, если бы не случилось нечто невероятное. Сергей первым отвел глаза, прижал пальцы к задрожавшим губам и горестно вздохнул. Надо признать, выглядеть несчастным ему очень шло. У Тырышкина даже что-то дрогнуло в сердце. К счастью, очень вовремя позвонили в дверь, и позорной капитуляции не случилось.

— Достала! Пристрелю! — угрожающе прошипел Тырышкин, потянулся к тумбочке, и выдвинул ящик, в глубине призывно блеснуло дуло пистолета, однако руку перехватили.

— Никакой стрельбы, — холодно заявил Сергей. — Я передачки на зону таскать не намерен. И вообще, вдруг у бабульки закончился аспирин, а ты тут за пистолет хватаешься. Так нельзя.

— Да ну? — Тырышкин вырвал руку, и пошел открывать дверь, продолжая кипеть от негодования. Провернул ключ в замке и резко толкнул дверь. — Что надо?! — злобно рявкнул он и осекся.

На пороге переминался с ноги на ногу вчерашний настойчивый поклонник. Вид он у него был слегка потасканный. Растрепанные светлые волосы, наспех накинутая куртка, измятая белая рубашка, расстегнутая у ворота, руки в карманах брюк. Чуть в стороне стояла небольшая сумка.