Вайнор Вадерский
В столице меня, как обычно, ждали дела. Много дел. Встречи, официальные приемы и обеды, праздники и увеселения. От последних я отбился, объявив годичный траур.
Лорд-распорядитель церемоний, подпрыгивая от возмущения на месте, пытался возражать противным визгливым голосом, напоминающим о скандальных престарелых родственницах:
– Ваше Величество! Траур очень огорчит придворных и отодвинет представление двору леди Аделаиды!
– Неважно, лорд Айсон. – Я сделал отстраняющий жест и поморщился, запах духов пышно разодетого лорда сверлил голову не хуже коловорота хирурга. – Леди Аделаида разумная девушка, она использует свободное от увеселений время с пользой.
– Но запланированные торжества и уже приехавшие гости… – Айсон схватился за голову и, кажется, выдернул несколько завитых и напомаженных прядей.
Я пригвоздил его к полу взглядом:
– Леди Аннелора Керленская была моей обрученной невестой, лорд Айсон, а посему годичный траур – самое меньшее, что полагается по дворцовому этикету. Если я увижу хоть одного щегла в парадном облачении, пущу в дворцовый парк без штанов! – пригрозил я.
Лорд продолжал мяться и задушено вещать о сроках и неожиданностях. Тогда я нехорошо прищурился и ударил лорда его же оружием:
– Или вы настолько плохо знакомы с траурным церемониалом? Мне поискать другого церемониймейстера?
– Что? Ваше Величество! – Айсон побледнел, потом покраснел, выпрямился во весь свой невеликий рост и отчеканил: – Я понял вас, Ваше Величество! Годичный траур по леди Аннелоре Керленской с соблюдением всех церемоний! Сегодня же вам подготовят камзолы. Траурное знамя прикажете вывесить королевское или цветов герба герцогов Керленских?
Я оценил красивое отступление:
– Вывешивайте королевское, обручение состоялось.
Лорд-церемониймейстер глубоко поклонился и, получив разрешение удалиться, вышел. А через несколько часов мне доставили серые камзолы с траурными красно-черными повязками.
Обычай надевать черную повязку на левый рукав в знак скорби прижился в столице. Он восходил к древним рыцарским временам, когда дама сердца надевала повязку на руку рыцаря в знак того, что он служит ей. Позднее, повязка стала знаком верности ушедшей супруге.
Теперь я использовал все доступные мне знаки скорби. В покоях все яркие покрывала и гобелены сменились серыми и черными драпировками. Зеркала и картины утонули в серой дымке траурных вуалей. Даже клетки с певчими птичками увили черными и серыми лентами.
Осмотрев новые камзолы, я разорвал крепкую ткань прямо напротив сердца – так высказывали свою скорбь по умершим любимым в Пограничье.
Случалось, женщины стригли волосы, показывая окружающим, как велико их горе, я же распорядился укоротить гривы и хвосты моих коней. Пусть все скорбит вместе со мной!
Буквально в тот же день придворные щеголи попытались мне высказать свое «фе», громко обсуждая траурные одежды в углу у кордегардии:
– Этот унылый серый цвет! – фырчал бледнокожий светловолосый красавчик, полируя ногти.
– Носи лиловый, он отлично сочетается с траурной повязкой, – подкалывал его другой, поправляя изукрашенные самоцветами ножны.
– Как же теперь ухаживать за дамами? В траур запрещены увеселительные вечера и танцы? – манерно возмущался третий, слывущий дамским угодником.
Вот этого мне особенно хотелось размазать по каменным плитам, уже несколько молодых служанок пали жертвами его обаяния и были вынуждены покинуть дворец. Я послушал их болтовню и вздохи еще пару минут, а потом вышел из-за колонны:
– Лорды, приглашаю вас всех в тренировочный зал.
Юнцы суетливо попытались разбежаться, но пара гвардейцев оттеснила их к выходу на площадку, посыпанную песком.
– Лорд Гримслаус, вам кажется особенно противен серый цвет? Что ж, разукрасим его красным – выбирайте оружие!
Младший сын графа Мэтфорда судорожно сглотнул и потянул из стойки с оружием учебный меч.
– Учебный… – Я пакостно усмехнулся и поцокал языком. – Вы так не уверены в своих силах, лорд? Что ж, я поддерживаю ваш выбор!
Дальнейшее действо напоминало порку младенцев. Чувствуя, что зарвались, юнцы и не пытались сопротивляться. Пятерку самых наглых я хорошенько погонял по полю и попросту выпорол тяжелым учебным мечом. Остальных раздал гвардейцам.
– Господа, покажите этим мальчишкам, что такое настоящая тренировка, – распорядился я, покидая тренировочный двор.
К вечеру во дворце наступило затишье – придворные моментально уловили мое недовольство и теперь готовились приседать в правильных реверансах. Я сбежал в свои покои и запретил меня беспокоить до утра.